Эдда кота Мурзавецкого - читать онлайн книгу. Автор: Галина Щербакова cтр.№ 5

Хотя смысла в дороге, да еще столь дальней, не было никакого. Как-то Васена услышала разговор матери и бабушки.

– Я тут этого встретила в центре, ну эту сволочь драную... За какими-то справками приехал. Для пенсии.

По тому как они зашептали, Васена поняла: новость важная и имеет к ней отношение.

– Я ему: подам на тебя и слуплю за все годы. Я не пошляк – это он мне! Слышишь? Я, мол, ее признаю и дам ей фамилие. Пусть обретет красивое восемнадцатилетие. Говна пирога – я ему! Нашел чем одарить, Козлов несчастный. Ты гони денежки по-хорошему. Где ж их взять, хорошие – он мне. Я, можно сказать, инвалид-чернобылец и инвалид-афганец. Соприкасался. Оба два – понимаешь? А не платят ни за то, ни за другое. Мне себя бы прокормить. Про своих законных я молчу, их мать ростит, слава богу, деловая баба. Но я не при ней, зачем ей дважды неубитый. Я сам по себе. Я нищий. Так что с меня только фамилие. Ага! Ага! – я ему. – Чтоб потом тянуть с девчонки на свою старость? Тебе признание сейчас выгодней, так? Он мне – я не навязываюсь. Я не пошляк какой-нибудь.

– А где ж он обретается? – это уже бабушка.

– Да где-то в Сибири.

– Не работает?

– Куда там! Ты б на него глянула. Ему не сорок пять дашь, а сто сорок пять. Трухлявый пень по мне красившее.

Значит, если мать не шутила, его фамилия Козлов. Козлов с неизвестной земли под названием «где-то». Не пошляк какой-нибудь. Вот и снова достало ее это понятно-непонятное слово. Бывает же! И вкус у него есть, и запах, и цвет, а хрен разберет – откуда смысл?! Неужели именно в этом – бросил палку?

«На гору», в центр, ходили в магазин. Считалось, там товар свежее. Все-таки там был административный центр. У дома с тремя колоннами стоял Ленин с протянутой рукой. Говорят, его когда-то хотели завалить, но народ не дал. Пожалел. При чем, мол, тут он, сказал народ, если после него всего натворили невпроворот. И дедушка остался. С протянутой, как у всех, на горе и в низине, рукой. Единство партии и народа состоялось в отдельно взятой точке. Это так выразился их историк. Забубенный дядька, потому что считал историю искажением жизни. Дойдя до любимых мыслей, он начинал нервничать, выпучивать в углах рта пену и мог нечаянно задеть линейкой, отчего бывали слезы и царапины. Васене он говорил так:

– Твоя голова должна быть на другом теле. Голова у тебя мыслью острая, а тело тупое и ленивое. Как будешь жить – головой или телом?

Острая мыслью Васена смеялась в лицо и отвечала:

– Конечно, телом, его же во мне больше.

– Не девка – гвоздь, – смеялся историк и почему-то начинал заводиться с полоборота на Чубайса, Березовского и всех евреев скопом, они у него шли одной строкой, а у Васены после этого могла появиться ни с того ни с сего пятерка по истории. Просто так. За острый ум.

Подслушанный разговор не поколебал Васенину стратегию по имени Бодайбо. А случай резко изменил историю. Помните то, ошибочно адресованное в Троицк письмо? И то, как поповская дочь и мать солдата Иванова спрятала весточку из ниоткуда. Просто так, инстинктивно, по-женски: а вдруг правда где-то родилась у нее внучка или внук? Мало ли что говорит сын? Мог боец и не запомнить такую малость в радости победы. И завалялась эта чертова телеграмма до желтого цвета, а у деда аж руки затряслись, когда он ее нашел. Было же у него, было что-то такое неведомо прекрасное. Он не помнит ни имени там или фамилии, не помнит города, он помнит счастье победы и любви. Такого же больше не было, черт его возьми! Так надо же это найти. Шахты? Шахтерск? Где-то там был... Найдет, если все внутри колошматится! Все померли, а он живой... Для чего-то живой... Вот это главное – для чего-то...

И он решил туда съездить, дурак такой. Как раз гуляли мужики на 9 мая, припоминали девок победы. Как возвращались с войны и в каждом месте им были рады до опупения.

– В сорок седьмом я демобилизовался, – сказал не прадедушка Васены, – и была у меня одна девчоночка-малолетка. Рьяная по этому делу, не сказать. Соки высасывала до капли. Мокрый вставал, как забойщик. Честно скажу – сбежал, понял, что такой силы мне надолго не хватит. Бежал, аж в жопе трещало.

– Ну и дурак, – сказали ему. – От таких женщин мужик не уходит. Это ж смак жизни. Энергетика.

И задумался старик. Получил пенсию, и внутри так засвербело, что купил билет в общий вагон на боковушку. И поехал туда, не знаю куда. Дед приехал в город Шахтерск и ничего не мог вспомнить, потому что сроду тут не был. Покрутился, повертелся. Ну, возьми, дурак, посчитай в уме, сколько лет сейчас той зажигалке! Нет, без ума! Он ходил и искал ту, которую помнил. Как-то слабовато, больше в лёжке, но вот ходил и пялился на молодых, придурок недобитый. А навстречу ему – Васена. Она – наперерез, а он ей – «я очень хорошо вас помню».

– Ты чего, дедушка, спятил? – У нашей девушки с языком все было в порядке, резала бритвой. Сказала, и только ее и видели. Но он пошел следом, увидел какую-то тетку – белье вешала, бабку – порог мела. Зачем они ему? Его ж память колошматит так, что все время приходится штаны спрямлять. Дождался вечера, та девчонка, что приметил, рванула куда-то, он за ней. Понятное дело, на танцы.

Как же он ее бесил, этот старикан, что пытался выделывать коленца, а у него расстегивалась ширинка. Откуда он такой взялся, она вроде всех тут знает. Васена потрогала ножичек, который уже года два всегда имела при себе от всякого хулиганья. Случая достать его не было, ее тут хорошо знали и боялись не ножичка за поясом, а языка бритвенного. Как же все ржали над тем дедком, которого она чихвостила, как хотела. И козел, и гусь сраный, и е...рь старый, и плевать она хотела на возраст – все-таки дедушка слегка поддатый и, в сущности, безобидный, но гусь и козел. Это без вопросов. Но когда он схватил ее за руку, и они оказались за кустом, и старик бормотал какие-то слова про то, что помнит и не забыл, она полоснула его слегка, чтоб отвязался, и он отвязался и упал. «Отлеживайся, старый кретин», – сказала она и, спрятав ножичек, вернулась на круг с ощущением победы. Откуда ей было знать, что чиркнула она метко, по самой что ни на есть сонной жиле, и он так легко умер, что, может, и сам не заметил. А она пошла домой, довольная собой, своим первым шагом на Бодайбо, где такие прекрасные названия Мама и Лена, и Витим, и Байкал, и есть золото, и люди другие, сибирские, по ним немцы не ходили.

Размечталась девушка, а на нее уже пер грузовик, и фара приметила себе место, куда она ей врежет.

Такая вот история про месть глупой девчонки, которая так и не увидела Бодайбо. А так хотелось...

Взрыв – ...внезапное разрушительное расширение изнутри.

В. Даль

Он засмеялся громко и весело. Шарик не понял, поднял голову и гавкнул как бы в пандан смеху. И тогда он подумал, что не помнит, когда смеялся в последний раз вот так громко и от всей души. Когда? Смех оказался сильнее вопросов, и он засмеялся снова, уже удивляясь другому – свойству рта растягиваться и свойству горла дрожать и исходить странным звуком.