Отец Сьюзан, Билл Нортон, первый салимовский выборный, с
удивлением обнаружил, что Бен Мирс ему нравится — еще как нравится. Билл был
крупным суровым мужчиной с черными волосами, сложением напоминал грузовик и
даже на шестом десятке не разжирел. Он с разрешения отца бросил школу в
одиннадцатом классе и ушел на флот, откуда и выкарабкался, защитив диплом в
двадцать четыре года на экзамене, приравненном к выпускному экзамену средней
школы — словно идея сдать его пришла к Биллу с большим опозданием. Он не был
слепым грубым врагом интеллектуалов, какими становятся некоторые простые
рабочие, когда — то ли волею судеб, то ли их собственными молитвами — им
отказывают в том уровне образования, какой они могли бы осилить, но он терпеть
не мог «художников-пердежников», как определял некоторых длинноволосых юношей с
газельими глазами, которых Сьюзан приводила домой из колледжа. Ему наплевать
было и на волосы, и на одежку. Беспокоило Билла другое — похоже, у всех у них в
голове гулял ветер. Симпатию жены к Флойду Тиббитсу, парнишке, с которым Сьюзи,
отучившись, гуляла чаще всего, Билл тоже не разделял, но и активной неприязни к
нему не испытывал. У Флойда была очень приличная работа — в Фолмуте, у Гранта.
К тому же Билл Нортон считал его умеренно серьезным. Вдобавок Флойд был
здешним. Но здешним, можно сказать, был и Бен Мирс.
— И не лезь к нему со своими художниками-пердежниками, —
предупредила Сьюзан, поднимаясь, когда в дверь позвонили.
На ней было светло-зеленое летнее платье, а уложенные в
новую небрежную прическу волосы охватывал чуть великоватый моток зеленой пряжи.
Билл рассмеялся.
— Чего вижу, то и говорю, Сьюзи, дорогуша. Не буду тебя
конфузить… да я тебя и не конфузил никогда, верно?
Она нервно, печально улыбнулась ему и пошла открывать.
Мужчина, с которым она вернулась, оказался долговязым, с
виду проворным, с тонко прорисованными чертами и густой копной черных волос,
которые, несмотря на природную маслянистость, казались только что вымытыми. То,
как он был одет, настроило Билла доброжелательно. Простые, совершенно новые
синие джинсы и белая рубашка с закатанными до локтей рукавами.
— Бен, это мои папа и мама, Билл и Энн Нортон. Мам, папа —
Бен Мирс.
— Здравствуйте. Очень приятно.
Он немного настороженно улыбнулся миссис Нортон, а она
сказала:
— Здравствуйте, мистер Мирс. Мы в первый раз так близко
видим настоящего живого писателя.
Сьюзан ужасно взволновалась.
— Не тревожьтесь, я не цитирую собственные произведения. —
Он опять улыбнулся.
— Здрасте, — сказал Билл, вырастая из кресла.
Сейчас он занимал в профсоюзе портлендских докеров некий
пост, которого добился сам, и его рукопожатие было сильным и жестким. Но рука
Мирса не съежилась, чтобы выскользнуть медузой, как руки обычных
художников-пердежников Сьюзи, и Биллу это пришлось по душе. Он предложил свой
второй проверочный критерий.
— Пиво любите? Я уж поставил на лед несколько баночек, — он
махнул рукой в сторону притулившегося к задней части дома патио, которое
выстроил сам. Пердежники неизменно говорили «нет»: почти все они были
придурками и не могли понапрасну расходовать свое ценное сознание на выпивку.
— Пиво? Обожаю, — ответил Бен и улыбка превратилась в
ухмылку. — Стаканчика два… даже три.
Бен загрохотал смехом.
— Ладушки, наш человек. Пошли.
При звуке его смеха между двумя очень похожими женщинами на
миг как бы возникла странная связь. Брови Энн Нортон сдвинулись, а лоб Сьюзан
разгладился — кажется, бремя беспокойства телепатически перенеслось через
комнату.
Бен последовал за Биллом на веранду. На табуретке в углу
стоял лоток со льдом, набитый жестянками с круговой надписью «Пабст».
Билл вытянул из охладителя жестянку, и бросил Бену, который
поймал ее одной рукой, но легко, так, чтобы она не пшикнула — Тут приятно, —
сказал он, глядя в сторону расположившейся на заднем дворе площадки,
предназначенной для того, чтобы жарить на углях мясо. Это было низкое, рабочего
вида кирпичное сооружение. Над ним висело марево теплого воздуха.
— Сам строил, — сказал Билл. — Лучше не хаять.
Бен сделал большой глоток, а потом рыгнул — еще очко в его
пользу.
— Сьюзи думает, вы парень очень ничего, — сказал Нортон.
— Она милая девушка.
— Хорошая, практичная девушка, — добавил Нортон и задумчиво
рыгнул. — Она говорит, вы три книжки написали. Да еще и напечатали.
— Да, так.
— Хорошо идут?
— Первая да, — сказал Бен, но больше ничего не добавил.
Билл Нортон слабо кивнул, одобряя человека, у которого
довольно шариков в голове, чтобы держать ход своих денежных дел про себя.
— Хотите бутерброд или сосиску?
— Конечно.
— Сосиски надо разрезать, чтоб пары выпустить. Знаете про
это?
— Ага. — Бен со слабой усмешкой крест-накрест рассек воздух
указательным пальцем. Маленькие надрезы на природной оболочке франкфуртских
сосисок не давали им пойти пузырями.
— Так вы — выходец из нашего лесного перешейка, точно? —
произнес Билл Нортон. — Чертовски хорошо сказано. Берите-ка вон тот пакет с
брикетами, а я организую мясо. Пиво берите с собой.
— Вам меня от него не оторвать.
Билл затормозил на самом пороге и поднял бровь, поглядев на
Бена Мирса.
— Ты, парень, серьезный человек? — спросил он.
Бен мрачновато улыбнулся:
— Так точно.
Билл кивнул.
— Это хорошо, — сообщил он и зашел внутрь.
Предсказывая дождь, Бэбс Гриффен промахнулась на добрый
миллион миль, и обед на заднем дворе проходил хорошо. Возник легкий ветерок, он
объединился с клубами дыма от горящего под жаровней гикори и не подпустил самых
злых предосенних комаров. Женщины унесли бумажные тарелки и приправы, а потом
вернулись попить пива и посмеяться над тем, как искусно играющий с мудреными
потоками ветра Билл обставляет Бена в бадминтон 21:. Бен с неподдельным
сожалением отказался от матча-реванша, кивнув на часы.
— Книжка горит, — сказал он. — Я задолжал еще шесть страниц.
Если я напьюсь, то не сумею даже прочесть, что написал за сегодняшнее утро.
Сьюзан проводила его до калитки —Бен пришел из города
пешком. Гася огонь, Билл кивнул своим мыслям. Бен сказал, что он — парень серьезный,
и Билл готов был поймать его на слове. Парень не строил из себя важную персону,
чтобы произвести на кого-нибудь впечатление, но всякий, кто работает после
обеда, выходит пометить чье-нибудь дерево… может статься, крупными буквами.