Воткнув в вонючую древесину, насколько удалось, свое мачете,
привязал к нему лодку. Хотел, сразу видно, привычно приказать, но в последний
момент вспомнил о субординации и спросил Мазура:
– Кто здесь, кто на берегу?
– Я на берег, – сказал Мазур.
Взял в охапку сразу несколько стволов – СЕТМЕ, привезенный
из столицы «гаранд», тот самый автомат, позволивший ему одолеть сопляка в
каюте, – выпрыгнул на берег. Стволов навалом, ч-черт, а вот магазинов к
ним – раз-два и обчелся, не обременяли себя боеприпасами господа леваки, не
рассчитывали, что вместо легкой победы получат по морде...
Осторожно вошел в высокие, по грудь, заросли ломких, сочных
кустов. Главное было – не напороться на змею, в багаже есть надежная сыворотка,
но сейчас, когда вот-вот может налететь погоня, змеиный укус как нельзя более
некстати...
Словно бы плыл по грудь в зеленом буйстве здешних
исполинских сорняков. Найдя хорошую позицию, примостил испанскую трещотку на
суку, аккуратно прислонив две другие к стволу. В отличие от парохода, сельва –
идеальнейшее место для засады.
Довольно долго ничего не происходило. Минут десять он стоял
в напряженной позе. Потом с Уакалеры донесся явственный стук мотора – судя по
звуку, монотонному гуденью, перемежавшемуся чиханием и треском, догонявшие шли
на большой скорости хитрыми зигзагами, уворачиваясь от коряг. Опыта в здешнем
судовождении у них, заранее можно сказать, побольше, чем у Кацубы, – ну
да, привыкли пиратствовать на этой тихой реченьке...
Где-то у слияния притока с рекой мотор резко сбавил обороты.
Повернут? Не повернут? Мазур переставил диоптрический целик на «100», коснулся
щекой гладкого приклада.
Медленно проползали секунды – тик-так-тик-так... Рев мотора.
Лодка умчалась дальше по реке – в ту сторону, куда они сами поплыли бы, не
сверни в приток.
Покосившись влево, он рассмотрел сквозь путаницу лиан
лежавшего на стволе, за толстым суком, Кацубу, голову стоявшей во весь рост в
лодке Ольги, никелированный ствол «беретты» на фоне ее щеки и золотистого локона.
Э т а должна жить, повторял он, как заклинание, с э т о й ничего не должно
случиться. Хватит и того, что лопухнулся, не уберег т у...
И снова – череда вялотекущих секунд, понемногу сливавшихся в
минуты: две, три, четыре... Минуте на пятой послышался шум мотора, и лодка, на
сей раз не задержавшись возле устья притока, на большой скорости ушла к
пароходу. Выждав еще, для вящей надежности, Мазур вернулся к лодке, спрыгнул в
нее так, чтобы не качнуть.
– Пронесло, – облегченно вздохнула Ольга.
Мазур фыркнул, в первую очередь вспомнив старый анекдот.
Пожал плечами:
– Черт их знает... Может, оружие им гораздо важнее, чем наши
скальпы. А может, прекрасно соображали, насколько легко попасть тут в засаду...
Для нас – никакой разницы, что пнем по сове, что сову об пень. Что ты
улыбаешься? Незнакомая идиома?
– Нет, просто на вас внимательно смотрю... – сказала
Ольга.
Мазур оглядел себя. Их с Кацубой белоснежные костюмы из
престижного столичного магазина превратились в нечто предосудительное: кое-где
на зеленом все же проглядывало белое, но крайне редко.
Поневоле пришлось переодеваться в самые уместные для здешних
мест наряды, особыми изысками не блещущие: пятнистые брюки-куртки, высокие
ботинки, черные майки. Все новенькое, правда, – бравое подразделение
необмятых Рэмбов готовится к броску, а уж стволов-то, мама родная, так во все
стороны и торчат... Кошачий Фредди грустно пожал плечами:
– Одному мне придется в костюмчике, как дураку... А ведь в
сумке все то же самое вез...
– Сумку надо было хватать, а не кошек, – поморщился
Кацуба.
– А, чихать. Накомарник успел в карман сунуть – и сойдет.
Черт с ним, с костюмом, кыски больших денег стоят, как-никак перебедую. Видите,
полковник? – ткнул он пальцем в карту, которую Мазур, не теряя времени,
вновь принялся изучать. – Если выплывем, как вы прикинули, аккурат мимо
Опалового поселка двинем, там я кысок пристрою...
– А рация там у них есть? – спросил Мазур.
– А то! – Фредди просунул палец в ближайшую дырочку
своего ящика. Кысы себя правильно вели, не заорали ни разу – а звук ведь по
воде далеко слышно, чего доброго, могли и услышать. Кошачий мяв в этих местах –
штука небывалая...
– Не услышали бы, – усмехнулась Ольга, покачала на
ладони «вальтер» с глушителем. – Если бы хоть одна кошка начала орать...
– Мисс! – с укоризной воскликнул уязвленный до глубины
души Фредди. – Вы ж такая красивая, вам доброй быть положено...
– Извините, милейший, но в данной ситуации собственная шкура
мне почему-то дороже ваших будущих сомнительных прибылей, – отрезала
Ольга.
– Ну, эт конечно... эт верно... – смущенно пробормотал
антиквар.
– Вперед? – спросил Кацуба о унылым видом старинного
кастильского лейтенанта, которому командир этак мимоходом, за стаканчиком вина
предложил пересечь неисследованный континент от одного морского берега до
другого и без пары бочек золота не возвращаться.
И они двинулись вперед.
...И плыли до вечера, где включая мотор на несколько минут,
где тащась по-черепашьи с помощью единственного весла, лавируя среди коряг,
которые отталкивали прикладами, иногда пробиваясь сквозь местные саргассы –
водяные гиацинты камелоте, там и сям перегораживавшие реку сплошным ковром.
Паскудные обезьяны без всякого уважения к гомо сапиенс швырялись с верхушек
ветками и какими-то плодами, вереща, неслись следом по лианам, и в эти моменты
ни один здравомыслящий человек не мог ни на грош верить мистеру Дарвину –
только тот, кто видел сельву исключительно по телевизору, может поверить, что
человек имеет хоть что-то общее с этими бандерлогами...
Следовало бы, осмотрительности ради, остановиться на ночлег,
но по обоим берегам тянулись унылые болота, поросшие бамбуком и тростниками.
Змей там, по заверению Ольги, было видимо-невидимо.
Когда – неожиданно, конечно, – упала темнота, скорость
сбросили до минимума, зажгли укрепленную на носу лодки автомобильную фару. Даже
человеку с крепкими нервами тут приходилось несладко: в белом луче
импровизированного прожектора коряги и заросли приобретали фантастические
очертания, то и дело мерещилась всякая чушь. Как ни тверди себе, что это всего
лишь мозг из-за недостатка зрительной информации достраивает увиденное работой
воображения, – помогает плохо... К тому же по берегам клубилась белесая
муть – то ли болотные испарения, то ли ночной туман. Над головой протянулась полоса
чистого неба, усеянная огромными сверкающими звездами, – это немного
помогало ориентироваться, держаться посередине реки.
В довершение по сторонам частенько раздавался тихий детский
плач – никакой мистики, всего лишь кайманы, но сходство полное, привыкнуть
невозможно. Как ни пшикали репеллентами, как ни укрывались накомарниками –
особо настырная мошкара прорывалась к добыче и кусалась, как иголкой тыкала.
Час за часом проходил в угрюмом молчании – о чем тут было говорить? –
прерывавшемся лишь краткими репликами по делу: о коряге в опасной близости, о
мели впереди...