А посему Мазур ограничился легким наклонением головы, скупой
пародией на былой короткий поклон господ офицеров российской императорской
армии. Они смотрели друг другу в глаза с веселой злостью – порой, как и
взаимная любовь, электрической искрой меж двумя незнакомыми проскакивает
взаимная неприязнь... Мазур откровенно прокачивал его взглядом, прикидывая,
каков этот супермен будет в рукопашной. Судя по взгляду капитана, он занимался
тем же самым.
Когда пауза стала неприлично долгой, капитан первым разрядил
неловкость:
– Желаю господам дипломатам спокойного пути и
сногсшибательных научных открытий. Честь имею!
Козырнул с той же брезгливой небрежностью, раскланялся с
Ольгой все так же галантно, повернулся и неторопливо спустился по лесенке,
звонко печатая шаг. Не останавливаясь, два раза свистнул в короткий
никелированный свисток – его солдаты мгновенно потеряли всякий интерес к
проверяемым, заторопились на сторожевик. Не прошло и минуты, как серо-стальной
кораблик отвалил от борта «Хиггинса». Врубил оба водомета на полный ход и умчался,
вздымая пенный бурун.
Мазур, обуреваемый дурацкой ревностью, – он-то какое
право имел ревновать э т у? – покосился на Ольгу: нет, на б л и з к о г о
мужчину женщина должна смотреть совершенно иначе...
– Потрясающий мужчина, правда? – спросила Ольга с ноткой
иронии. – Два раза просил моей руки, да будет вам известно.
– А вы?
– Я, увы, слишком юна и неискушенна, сеньор коммодор. Рано
мне думать о замужестве... и притом, мы с ним на очень многое смотрим
по-разному, а это чревато будущими трениями, вы не находите? – протянула
она голосом невыносимо светской дамы, явно развлекаясь.
– Зато я ему чем-то моментально не понравился, – сказал
Мазур.
– Глупости, не в вас дело. Вы ему антипатичны не сами по
себе, а как человек, олицетворяющий бесславно рухнувшую империю. Эчеверриа
презирает рухнувшие империи, только и всего...
Мазуру показалось, что он ослеп, – но это всего-навсего
зашло солнце. Ночная темнота в этих широтах настигала мгновенно, только что
было светло, но вдруг, словно повернули выключатель, обрушивался мрак.
Несколькими секундами позже корабль озарился электрическим светом: «чистую
половину» залило яркое сияние, над «плебейской» зажглась лишь гирлянда тусклых
лампочек – на шнуре, протянутом от надстроек к корме. Только ходовая рубка, как
ей и положено, оставалась темной. На ее плоской крыше вспыхнул прожектор, в
луче, упершемся в берег по левому борту, то и дело загорались алым глаза
кайманов. Резче и сильнее запахло какими-то цветами – химия, конечно, настоящие
цветы пахнут м я г ч е, это в усиленном темпе заработали распылители,
отгонявшие насекомых невесомыми облачками какой-то дряни.
Даже мутно-коричневая вода в электрическом свете стала
выглядеть загадочно, словно они плыли по марсианской реке.
– Еще пальнут с берега... – сказал Мазур, глядя на лохматые
ветви, проплывавшие на самой границе света и тени.
– Глупости, – уверенно сказала Ольга. –
Понадобилось бы совершенно невероятное стечение обстоятельств, чтобы
столкнуться с герильеро, – за пароходом по берегу не очень-то угонишься...
Мазур промолчал – и вспомнил о красной ленте, очень может
быть, вовсе не привидевшейся тому чудаку. Коснулся локтем кобуры под легким
пиджаком: там пребывал в полной боевой готовности бразильский «таурус»
восемьдесят второй модели. В противоположность здешним любителям многозарядных
пистолетов Мазур предпочитал револьверы – меньше патронов, зато надежнее, ни
перекоса, ни лишних хлопот, связанных с осечкой.
– И, насколько я понимаю, вы с н е й были в довольно близких
отношениях? – спросила вдруг Ольга.
– Она была моей женой.
– Выходит, мы с вами – дальние родственники? По здешним
меркам это многое означает...
Мазур затаил дыхание, потом решился:
– Не скажу, что мне нравится быть вашим р о д с т в е н н и
к о м.
Ольга тихонько фыркнула, без сомнения, правильно уловив
незамысловатый подтекст:
– Да? А вы не боитесь, что Эчеверриа вызовет вас на дуэль?
Он способен... Не станете же дипломатическим иммунитетом прикрываться...
Унизительно для истинного кабальеро. Вообще, коммодор, вы меня, говоря
простонародно, ошарашили. Ситуация такова, что и не подберешь сразу слов: у
меня, оказывается, была дальняя родственница, вдобавок точная копия, вдобавок
ваша жена... Вам трудно?
– Нелегко, – буркнул он.
За спиной у них деликатно раскашлялись. Мазур обернулся без
особого раздражения. Кацуба, ухитрившийся подкрасться бесшумно, спросил:
– Я вам не помешал, надеюсь? Сеньор и сеньорита, у меня есть
две новости. Первая приятная, вторая... ну, если и не неприятная, то
определенно загадочная... Какую последовательность предпочтете?
– Давайте сначала приятную, – тут же ответила Ольга.
– Наша юная парочка, милые гринго, решили устроить нечто
вроде бала. С учетом скромных возможностей нашего лайнера, понятно. Капитан не
против, даже наоборот, удивился, почему до этого раньше никто не додумался – у
него в каждом рейсе рано или поздно кто-нибудь от скуки наталкивается на
избитую мысль устроить бал, выпить и поплясать. Там у него припасены какие-то
аксессуары, стюарды уже суетятся. Что думаете?
– Давно пора, – сказала Ольга. – Пусть и убогое,
но развлечение. А что там у вас загадочного?
Кацуба оглянулся на темную ходовую рубку – внутри сквозь
стеклянную стену четко просматривался напряженный силуэт рулевого, –
понизил голос и перешел на русский:
– Я перед капитаном не афишировал знание испанского – мелкие
хитрости дипломатов, сеньорита... Так вот, при досмотре стал свидетелем
прелюбопытнейшего разговора, до сих пор теряюсь в догадках... Предъявив тому
бравому офицеру судовую роль и... как это, коносаменты?
– Коносаменты, – кивнул Мазур. – Документы на
груз, сухопутно изъясняясь.
– Так вот, на вопрос о характере груза наш бородач, не
моргнув глазом, заявил: у него в трюме нет ничего особо интересного: двести
бочонков вина для Барралоче, а кроме этого – полдюжины каких-то заколоченных
ящиков, о содержании коих он не имеет никакого понятия... поскольку они
принадлежат сеньорам русским дипломатам, что подтверждается соответствующими
надписями. Офицер послал солдата кинуть беглый взгляд на груз в трюме, этим
дело и кончилось...
Мазур подобрался. В т р ю м е не было ничего, принадлежащего
им с Кацубой. Кое-что они прихватили из столицы, конечно – ту часть снаряжения,
что не особенно оттягивала бы плечи. В конце концов, как признал Франсуа,
чуточку подозрительно было бы выехать из столицы вообще с пустыми руками – вот
и пришлось кое-что купить: пара самозарядных винтовок, пара помповушек, гамаки
и накомарники, всякая мелочевка вроде биноклей, компаса, аптечек и аварийного
запаса. Все это, умело упакованное, заняло две объемистые спортивные сумки,
пребывавшие в их каютах. И ничего другого...