Олений заповедник - читать онлайн книгу. Автор: Норман Мейлер cтр.№ 74

— Нет, сэр.

— Возьмем мою первую веру. Одним из самых душевных обычаев моего народа является то, что родители вникают в жизнь своих детей — в их помолвки, свадьбы, рождение нового поколения. Я мог бы рассказать тебе такие истории, что ты бы заплакал. Знаешь, самый бедный дом, люди, влачащие нищенское существование, принимают такое же участие в организации свадьбы своих детей, как и королевская чета. Ну а у нас демократическая страна — мы можем возблагодарить за это Бога, — мы не одобряем королевских свадеб, я сам этого не одобряю — в жизни не подумал бы устроить такое, но тут можно многое сказать и за, и против. Я разговаривал на эту тему с беем Оми Кин Беком, и знаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Г.Т., мы не устраиваем таких свадеб, как американская публика склонна думать, мы их только поощряем, а уж дальше дело детей, как их устраивать». Это первосортный поступок, по-настоящему королевский. Я кому угодно скажу, что горжусь иметь бея другом.

— Думаю, многим нравится смотреть с презрением на королей, — сказал Тедди.

— Наверняка. И знаешь почему? Из зависти. — Теппис достал носовой платок и сплюнул в него. — Люди завидуют тем, кто сидит наверху.

— А вот я считаю, — сказал Тедди, — что короли — такие же люди. Они только чаще высказываются.

— Ты не прав, — прервал его Теппис. — За принадлежность к королям приходится платить страшную цену. Позволь рассказать тебе одну историю. Что отличает общественных деятелей? То, что они всегда на виду у общества. Они обязаны вести себя безупречно не только в публичной, но и в личной жизни. Знаешь ли ты, что такое скандал для общественного деятеля? Это бомба, в десять раз сильнее атомной. Они вынуждены совершать определенные поступки, которые разбивают им сердце, — а почему? Потому что этого требует долг перед обществом. Так же обстоит дело с королями, и так же обстоит дело с кинозвездами и такими людьми, как я, — людьми вроде тебя и меня, вот на кого распространяется это правило. Таковы законы — поди-ка попытайся их нарушить. Мы разговариваем сейчас на равных, верно, Тедди?

— Лицом к лицу, — откликнулся Тедди.

— Посмотри на эту картину, — сказал Теппис, указывая на полотно. — Мне бы не хотелось говорить тебе, сколько я за нее заплатил, но как только я увидел это французское полотно, эту прелестную мать с прелестным младенцем, я сказал себе: «Г.Т., даже если тебе придется работать десять лет, чтобы заплатить за эту картину, ты должен купить ее». И знаешь, почему я себе это сказал? Потому что на этой картине запечатлена жизнь, ее написал великий художник. Я смотрю на нее и думаю: «Материнство — вот на что ты смотришь». Когда я думаю о тебе, Тедди, и знаю, что у тебя на душе, мне кажется, что ты думаешь остепениться, обзавестись прелестной женой и детишками которые будут встречать тебя, когда ты будешь возвращаться с работы домой. У меня никогда ничего подобного не было, Тедди, потому что я в твоем возрасте работал по многу часов, очень по многу — у тебя заболит сердце, если я стану тебе об этом рассказывать, и когда я один, я иной раз думаю и говорю себе: «Знаешь, Г.Т., не сумел ты попользоваться плодами жизни». Мне бы не хотелось, чтобы такому человеку, как ты, Тедди, пришлось говорить себе нечто подобное. Да тебе и не придется. Знаешь, со всем уважением к моей жене — да покоится она в мире — должен сказать, что ей тоже пришлось тяжко трудиться — правда, только первые годы, — но она ни разу не пожаловалась, хоть чуть-чуть. — Глаза Тепписа наполнились слезами, и он вытер их чистым носовым платком, который держал в нагрудном кармашке; в комнате пахнуло его туалетной водой. — А у тебя, — продолжал Теппис, — на какой бы девушке ты ни женился, не будет таких проблем, ты сможешь полностью финансово ее обеспечить — ты знаешь, почему это возможно, и она заставит тебя остепениться. Я даже готов сесть с тобой и твоим агентом, чтобы упорядочить все финансовые вопросы и чтобы тебе не пришлось занимать у нас деньги до получения вознаграждения. — Теппис, нахмурясь, посмотрел на него. — Это же позор, Тедди. Люди подумают, что мы тебе не платим, раз ты занимаешь деньги.

— Я б хотел поговорить с вами об этом, мистер Т., — поспешил сказать Тедди.

— Мы и поговорим об этом, подробно поговорим, но сейчас не время. Просто помни, Тедди, что американская публика тебя боготворит, а богу не надо думать о деньгах, если он чист перед своей публикой. — Теппис налил себе воды в стакан и медленно выпил, словно проверяя вкус. — Я понимаю, молодому человеку вроде тебя, когда весь мир у его ног, обычно неохота жениться. «Почему я должен жениться? — спрашивает он себя. — Что мне это даст?» Так вот, Тедди, женитьба многое тебе даст. Ты только подумай. Весь мир ходит по струнке и потому говорит: «Эй, ты там, ходи тоже по струнке». И знаешь почему? Мир ненавидит холостяка — он непопулярен. Люди пытаются его затоптать. Чего только о таком человеке ни слышишь, в девяноста девяти случаях без оснований, но мне было бы стыдно, я не мог бы смотреть тебе в глаза, рассказывая то, что мне приходится выслушивать. Тошнотворные истории. Когда мне такое принимаются рассказывать, уж я им выдаю. «Не рассказывайте мне такую грязь про Тедди, — говорю я, — не желаю это слушать. Если мальчик не хочет жениться, это еще не значит, что про него надо рассказывать такие грязные мерзкие истории, и точка». Так категорично я держусь. Люди меня знают и говорят: «Всем известно, что Г.Т. против клеветы».

Теппис вдруг ударил кулаком по столу.

— Слухи про такого, как ты, расходятся как горячие пирожки. Мы получаем письма из клубов твоих поклонников со всей страны. Из Кокошкоша и других подобных городков. Маленьких городков Америки. Из Канзаса, города Ту-Битс. Понимаешь, что я хочу сказать? Ну что тут делать? Ты же знаешь, о чем эти письма: в них говорится, что поклонники Тедди Поупа убиты горем оттого, какие жуткие слышат про него истории. Они уже не могут быть верны своему герою. Послушай, Тедди, я готов выступить на твою защиту. Знаешь, почему? Не из деловых соображений и не потому, что я тебя давно знаю, и даже не потому, что ты мне нравишься, хотя это так. А потому, что в глубине души я знаю: ты докажешь, что я прав, а я и пальцем не шевельну ради человека — да заплати он мне хоть миллион долларов, — если не думаю, что в конечном счете он докажет правоту Г. Т. Такая должна быть уверенность. Могу я быть в тебе уверен? — Теппис поднял в воздух палец. — Не отвечай, тебе даже нет нужды отвечать: я знаю, что могу быть в тебе уверен. — Он встал и подошел к окну. — Знаешь, что я тебе скажу: моя уверенность в тебе уже вознаграждена. Я просмотрел газеты. Этот снимок, где ты и Лулу в Дезер-д'Ор держитесь за руки. Ничего более впечатляющего, прелестного и трогательного я не видел. Молодая любовь — вот что говорит этот снимок. Глядя на него, мне так хотелось бы, чтобы тот знаменитый художник, чья картина висит у меня на стене, был жив и я мог заказать ему написать портрет с фотографии молодых влюбленных — тебя и Лулу.

— Мистер Теппис, — сказал Тедди, — это же фотография для рекламы.

— Для рекламы? Послушай, да знаешь ли ты, сколько самых успешных браков в нашей области началось с рекламы? Я тебе скажу. Девяносто девять процентов самых успешных браков началось именно так. Подобная реклама все равно что приданое в старые времена. Я знаю тебя, Тедди, ты без вывертов. Я видел уйму твоих фотографий. И я не верю, что вы с Лулу можете смотреть друг на друга как голубки и ничего не чувствовать. Не пытайся сказать мне, что Лулу не влюблена в тебя. У этой девочки душа нараспашку. Говорю тебе, Тедди: Лулу — одна из лучших девчонок, каких я знаю. Она настоящая отличная американка, выкроенная из американского материала. Такая женщина — Божий подарок. Когда я смотрю на фотографию моей матери на этом столе, знаешь, что я ощущаю? Вдохновение. Я ношу ее фото у сердца. И тебе следует делать то же.