В Бэлль-Эмбер она каждое утро завтракала в постели. Кэрин часто видела, как Мэри, маленькая служанка, несет в апартаменты Селии серебряный поднос с завтраком. С ревнивым интересом она обращала внимание на изящную кружевную салфетку, хрупкий фарфор, покрытый росой ярко-розовый бутон (цветок никогда не был распустившимся) рядом с высоким матовым бокалом грейпфрутового сока, поджаренные тосты и серебряную чашку крепкого черного кофе. Около одиннадцати часов Селия спускалась к народу, как говорил Рикки, изысканно одетая к ланчу или партии в бридж. Ее платье, шляпка и аксессуары были совершенны. Она использовала лучшие средства для достижения своих целей. Утонченный запах ее духов витал в воздухе еще долго после ее ухода, напоминая о том, что Селия Эмбер хотела брать от жизни самые лучшие вещи и получала их!
Дома Лайана была очаровательна. Держалась она дружелюбно и искала общества Кэрин, но разговор, главным образом, всегда вертелся вокруг Селии: ее великолепных волос, сказочного вкуса, мужчин, влюбленных в нее. Но Кэрин все это мало интересовало. Лайану слишком крепко связывал с матерью легендарный серебряный шнур, и Кэрин всегда мысленно благодарила Рикки, когда тот приходил и придавал беседе некоторую конфликтность или просто переводил разговор на тему, вызывающую живой интерес у всех. Никто из детей Селии Эмбер не мог держаться золотой середины по отношению к матери. Лайана считала ее воплощением совершенства, Рикки — падшим ангелом.
К концу месяца Гай улетел в другое графство на заключение торгового договора, оставив всех домашних предаваться без него скуке. Селия тут же уехала в город, где ей якобы предстояли долгие и утомительные часы примерок новых туалетов. Приближается сезон отпусков, объяснила она, и ей просто невозможно появиться в старых лохмотьях. Кэрин нашла это смехотворным: появление Селии в лохмотьях взбудоражило бы весь город, — язвительно подумала она. Дни Кэрин проходили, как и раньше. Она отводила в школу Пипа, выполняла некоторые хозяйственные поручения тети Патриции, а в оставшееся до ланча время обычно музицировала. Тетя Патриция часто проскальзывала в комнату, чтобы послушать игру Кэрин. Она сидела, откинув темную голову с густым шиньоном на спинку кресла, сделанную в форме крыла.
На ее красивом выразительном лице читались мечтательность и отрешенность: она была благодарным слушателем. Иногда, когда Кэрин прекращала играть, она заставала тетю в странной позе: та вздрагивала, точно пробудившись ото сна, и пристально вглядывалась в лицо Кэрин, как бы ища чего-то. У Кэрин в эти моменты даже мурашки пробегали по спине. Выражение карих глаз тети было трагическим, но таким оно оставалось не более мгновения.
Тетя Патриция была замечательной собеседницей. Тем не менее, любя поговорить, она уважительно относилась к собеседнику, если он был настроен созерцательно. Она рассказывала Кэрин о местах, где побывала: Париже, Лондоне, Риме, Мадриде, Вене, обеих Америках и Южной Африке, которую любила и прочла о ней много книг. Любила она поговорить и о театре: пьесах, балете, музыке, — но о любви не говорила никогда. Все это увлекало и очень интриговало Кэрин.
Перешагнув свое сорокалетие, Патриция Эмбер все еще оставалась красивой женщиной, а девушкой, наверное, была просто прелестна.
Что еще лучше, она была доброжелательным и великодушным человеком, а это истинные качества женщины, не проходящие со временем! И тем не менее, она никогда не была замужем! По-видимому, не было у нее и серьезного романа, а если и был, то о нем никогда не говорилось. На нее мог подействовать распавшийся брак родителей, что сделало ее более осторожной, но, на самом деле, это ничего не объясняло. Патриция Эмбер представляла собой некоторую загадку для Кэрин.
В один прекрасный день, будучи свободной от дел, Кэрин отправилась на поиски Марка Эмбера. Она нашла его в библиотеке, сидящим в рыжевато-коричневом кожаном кресле, за огромным письменным столом красного дерева. Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом и обрадовался, узнав ее.
— Я не слышал тебя, дорогая. Ты появилась так внезапно, как расцветает сирень Триш! — Его живые темные глаза радостно блеснули из-под кустистых бровей. Он отодвинул толстую кипу бумаг. — Меня просто начало куда-то засасывать! Проходи!
Кэрин улыбнулась и подошла к письменному столу.
— Можно посмотреть?
— Конечно! — с готовностью ответил он, возбуждая ее интерес.
Кэрин взяла большую фотографию из рассыпанной груды снимков. На ней было живописное каменное здание с зашторенными окнами и прудом, усыпанным листьями, перед ним.
— Что это за прекрасное место? — поинтересовалась Кэрин.
Марк Эмбер поправил очки.
— Покажи. Ах, да, винный погреб в Грот-Констанции близ Кейптауна. Виноградник был посажен в восьмидесятых годах семнадцатого века губернатором ван дер Стелем. Я сделал этот снимок — дай мне взглянуть — лет пять тому назад.
— А это в углу, конечно, Гай. Правда?
«Что за смешной вопрос, — пронеслось у нее в сознании, — такой великолепной темной головы не могло быть больше ни у кого!»
Марк Эмбер еще раз бросил взгляд на снимок.
— Да, это Гай. Он не знал, что я его снимаю. Мы отправились вдвоем, ведь это красивейшее место. Голландская архитектура ценилась тогда очень высоко. Я бы сказал, что эти старые здания точно так же красивы, как и те, что мы видим в Европе. Долина Констанция у подножия горы Тейбл — богатейшая долина мира. Надеюсь, ты когда-нибудь ее увидишь!
Кэрин улыбнулась и взяла другую фотографию.
— Я тоже надеюсь. А кто этот почтенный старый джентльмен с бакенбардами? Один из Эмберов?
Марк Эмбер прищелкнул языком с насмешливым упреком.
— Дорогое дитя, такое невежество по отношению к предку! Этот почтенный джентльмен — Джеймс Басби — говорят, основатель нашей винной промышленности, англичанин, как и мой дед, и большой оригинал! Его послали в Кабрамарру директором приюта, а он, не теряя времени, стал обучать детей виноградарству!
— Господи, да он действительно был оригиналом!
На лице Марка Эмбера промелькнула улыбка и тут же исчезла.
— Он задумал поддержать приют прибылью и между делом дать профессию сиротам. Ему удалось и то и другое.
— Теперь припоминаю. — Кэрин извлекла из закоулков памяти какие-то полузабытые знания. — Он первым в Южном полушарии опубликовал учебник по виноградарству!
— Вот теперь ты на правильном пути! Джеймс Басби оказал неоценимую услугу своей новой родине, объехав по просьбе Британского правительства французские виноградники и собрав более двадцати тысяч черенков. Сегодня, разумеется, эти вина защищены законом. Экспорт черенков запрещен. Но, к счастью для нас, в то время французские виноградари были щедры на вина и советы. Только в наше время французам приходится держать в секрете свои знания и свои благородные вина. Конкуренция жестока, и значительная часть бизнеса перешла уже в Австралию и на мыс Доброй Надежды. И все же, менее чем за столетие, виноделие завоевало нашу землю, и развилась настоящая винная индустрия, которая обеспечивает нашу семью и многочисленные семьи, работающие на нас. Жаль только, мой дед не увидел наших огромных виноградников. Это зрелище порадовало бы его сердце… Это осуществление его мечты. У нас замечательные виноградники в Кунаварра, Большой Восточной, Северной и Центральной Виктории, Охотничьей долине, Южном Уэльсе и в прекрасной долине Баросса. Ты ведь видела Бароссу, правда? Я знаю, там жили родственники Стивена.