Том 2. Кошачье кладбище - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 40

Луис гадательно поднял брови.

— Вот пробили часы двенадцать, я мигом оделся, сижу, жду. В окно луна вовсю светит. Стенни все нет. Половина первого, час. Забыл, что ли, полоумный лягушатник! Чуть было не разделся да в постель опять не нырнул, как — тук! тук! — два раза в окошко камушком, едва стекло не разбил, слава Богу, трещина малоприметная, мать до зимы не увидела. Я — мигом к окну, поднял раму, а она скрипит, грохочет (это мне так казалось, мальцом ведь был)…

Луис рассмеялся. Хотя не припомнил в своем детстве, чтоб ему в полночь из дома хотелось сбежать. Впрочем, и захоти он в свои десять лет, наверное, и ему бы казалось, что податливая и бесшумная днем оконная рама не поддается и грохочет ночью.

— Ну, думаю, мои старики решат, что воры лезут, — продолжал Джад. — Выждал минуту-другую, сердце вроде унялось чуток. Слышу: отец в спальне внизу похрапывает. Выглянул в окно: стоит Стенни Б., шатается, будто ветром его колышет. Он бы, конечно, не пришел, не упейся так, что все равно уже не уснуть — каждые пять минут блевать тянет, а остальное ему до лампочки. И тут он пасть разинул да как заорет (на самом-то деле, наверное, шепотом позвал, да у страха глаза велики): «Ты выйдешь или силком тебя вытаскивать?» Я зашикал на него, трясусь, не ровен час отец проснется — несдобровать мне тогда. А Стенни не разобрал, еще громче вопит: «Чего, чего? Не слышу!» Будь у моих стариков спальня со стороны дороги, непременно бы проснулись, но они в глубине дома спали, где мы сейчас с Нормой, и окно на речку выходит.

— Небось вниз по лестнице летели как на крыльях, — улыбнулся Луис. — А пивка еще не найдется?

Он хоть и выпил сегодня на две банки больше обычного, но не беда: особый случай.

— Отчего ж, найдется. И вы прекрасно знаете, где искать, — ответил Джад, достал новую сигарету, подождал, пока вернется Луис. — По лестнице-то я и не осмелился. Мимо родительской спальни пришлось бы топать. У нас по стене плющ вился, для него решетки из жердочек, вот я по этим жердочкам и спустился, прямо из окна. Страшно, конечно. Но еще больше другого боялся: как бы не увидел отец, что я со Стенни Б. на Кошачье кладбище подался. — Джад все крутил сигарету, пока не раскрошил. — Добрались мы с грехом пополам. Стенни раз десять с ног валился, до того был пьян. Разило от него, как от винной бочки. Раз чуть суком горло себе не пропорол. Пьяный-пьяный, однако лопату с киркой прихватить не забыл. Я боялся: придем на кладбище, а он и вырубится. Ничего подобного. Даже протрезвел малость. Объяснил, что нам через завал перебраться нужно и еще лесом немного пройти. И там вроде как еще одно кладбище. Смотрю я на Стенни — он едва ноги переставляет. Как-то он гору валежника одолеет? Шею свернете, говорю, не лезьте лучше. Небойсь, отвечает, и я пройду, и ты, да еще и собаку в мешке протащишь. И шустро этак, как по ровному, полез, полез, под ноги ни разу даже не взглянул. Я — следом, мешок тяжелый, чуток полегче, чем я сам. Зато назавтра, скажу вам, Луис, я ни рукой, ни ногой пошевелить не мог. Небось как и вы сегодня?

Луис не ответил, лишь кивнул.

— Идем мы, значит, идем, и конца-краю не видать. А лес-то в ту пору пострашней, чем сейчас, был. Птиц полно, они, знай, кричат, ухают, стонут — поди распознай! В кустах кто-то возится, может, лось, а то и медведь или рысь. Иду я, значит, волоку Пестрого, а в голове чертовщина какая-то: будто впереди не Стенни Б., а индеец. Сейчас как обернется — а лицо все разрисовано, и оскал страшный! — взмахнет томагавком, что из тонюсенькой, острой, как бритва, пластинки сланца выточен или копьем ясеневым, и — прощай мой скальп! И шел-то он уже ровно, не спотыкался, голову этак горделиво вскинул, ну, ровно индеец. Дошли мы до песков тех зыбучих, обернулся он: слава Богу, вроде прежний Стенни Б. И протрезвел он так быстро лишь со страху. Рассказал мне все то же, что и я вам вчера: и про огоньки, и про голоса, чтоб я, дескать, внимания не обращал. Даже если с тобой заговорят, молчи. И пошли мы топью. Кое-что я и впрямь приметил. Не скажу, что. Только потом — а я еще раз пять туда хаживал — ничего подобного не видел. И уж больше не увижу. Потому как вчера, Луис, я к индейскому могильнику в последний раз ходил.

НЕУЖТО Я ВЕРЮ ВСЕМ ЭТИМ СКАЗКАМ? — спросил внутренний голос. После трех банок пива у Луиса прекрасно получался внутренний диалог. НЕУЖТО Я ВЕРЮ ЭТИМ РОССКАЗНЯМ ПРО ПСИХА-ФРАНЦУЗА, ИНДЕЙСКИЙ МОГИЛЬНИК, ОЖИВШИХ СОБАК И КОШЕК? ВЕДЬ МОЕГО-ТО КОТА ПРОСТО ОГЛУШИЛО. ВОТ И ВСЕ ОБЪЯСНЕНИЕ. СТАРИК ВПАДАЕТ В МАРАЗМ, А Я СЛУШАЮ.

И снова Луис почувствовал, что лжет самому себе, утешает, успокаивает, и пиво здесь ни при чем.

Во-первых, Чер был мертв. Сейчас ожил. Это факты. От них не уйти. Что-то в коте изменилось, что-то очень важное, если не главное. Вот еще один факт. Изменилось к худшему. Это тоже очевидно. Джад решил помочь Луису с котом, чтоб отплатить за помощь жене. Вот только средства исцеления на индейском кладбище оставляли желать лучшего, и по взгляду Джада Луис понял, что старик прекрасно об этом знает. Ему вспомнился мимолетный взгляд старика вчера ночью — недобрый, злорадный. И подумалось Луису, что не только по своей воле старик повел его к индейскому могильнику.

НО ЕСЛИ НЕ ПО СВОЕЙ, ТО ПО ЧЬЕЙ ЖЕ? Ответа не нашлось, и Луис прогнал неприятный вопрос.

— Закопал я своего Пестрого, сложил из камней пирамидку, — спокойно продолжал Джад. — Гляжу, а Стенни Б. спит без задних ног. Едва растолкал. Пока эти сорок четыре ступеньки одолели, спускаясь…

— Сорок пять, — поправил Луис.

— Верно, сорок пять, — кивнул Джад. — Так вот, пока спускались, он совсем протрезвел. Шли мы опять, шли, часов десять, мне показалось, а вернулся домой — еще ночь, хоть глаз выколи. Ну и дальше-то что, спрашиваю у Стенни. Потерпи, сам увидишь, говорит. И опять, шатаясь, поплелся прочь по дороге… Надо ж, как вышло: мой Пестрый его потом на два года пережил. Отказала у Стенни печенка, и нашли его детишки при дороге четвертого июля двенадцатого года уже остывшего… А той ночью я благополучно залез тем же путем к себе в комнату, едва в постель забрался, заснул как убитый. Поутру, часов в девять, проснулся. Слышу, мать зовет. Отец-то на железной дороге работал, спозаранку ушел. — Джад задумчиво примолк. — И не просто зовет, а кричит, словно с испуга. — Джад подошел к холодильнику, достал бутылку пива, сдернул крышку, стукнув о ручку ящика в кухонном столе, где стояли хлебница и тостер. Под лампой лицо его казалось желтым, даже бурым, как табак. Одним глотком вытянул с полбутылки, громко рыгнул, задержался взглядом на коридоре, за которым дверь в спальню Нормы. Потом посмотрел на Луиса.

— Трудно все это вспоминать. Хоть много воды утекло, а будто заново переживаешь. Ведь я никогда никому не рассказывал. О случившемся, конечно, все узнали, но с расспросами никто не лез. Вроде как неудобно. А вам, Луис, я рассказываю, потому что теперь кот у вас совсем другой, не то чтобы опасный, а просто другой… вы согласны?