– Понимаешь, Даша, я не люблю тебя. Я люблю другую женщину. Прости. – Не человек, а сплошное чистосердечное признание...
– Что?! Что ты сказал?!
– Я люблю другую женщину.
– Значит... значит это правда? Ты и эта, – она внезапно теряет голос, – Наташа?
– Какая разница?
– Эта манерная самовлюбленная сучка?
– Довольно сложная характеристика.
– Ты и она! – Она смахивает слезу, начинает истерично подхихикивать. – Господи, как же просто все, хаха-ха! Как же просто, а? Пришел на работу – трахнул коллегу, поехал в школу – трахнул учительницу. Ты же играешь с девочками, да? Для тебя это все – времяпрепровождение!
– Я бы не стал все так упрощать, но...
Но в ответ я получаю пощечину. Брошенное на выходе «тварь!», то ли мне, то ли Наташе. Хлопок дверью и быстро удаляющийся стук каблуков. Реквизиторы могут разбирать сцену.
– Вас ожидают? – спрашивают меня в холле «Остерии».
– Да, дяденька лет пятидесяти, он еще за собой охранников всюду водит. Не знаете, где он сидит?
– Я не уверен, – человек прищуривается, должно быть, мой вид: черная вязаная шапка, темные очки, вываренная фиолетовая футболка, джинсы в чернильных потеках и грязно-белые кеды, сильно его смущает, – кажется, на втором этаже...
– Это мой папа, можете быть уверены. Это он! – взбегаю на второй этаж, нахожу столик, плюхаюсь напротив отца. – Привет!
– Ты опоздал на двадцать минут. – Папа тушит сигарету, стряхивает крошки с лацканов своего серого костюма.
– Пробки, пап.
– Как-то ты странно одет, – смотрит на меня недобро.
– Дикие пробки, пап. – Я отвлекаюсь на симпатичную хостесс, так что вопроса, собственно, не слышу.
– При чем тут пробки? Я говорю, вид у тебя дурацкий.
– Что? – оглядываю себя, пожимаю плечами. – Мне кажется, ничего выгляжу.
– Что ты будешь есть?
– Суп.
– Какой?
– М-м-м... да все равно. – Я снимаю очки.
– Андрей, я хочу серьезно поговорить с тобой, – он смотрит на часы.
«Интересно, сколько мне осталось продержаться?»
– Как ты полагаешь, о чем я думал, когда забирал тебя из ментовки?
– Менты совсем оборзели? Всего лишь марихуана, откуда такой прайс? Моей любовнице уже исполнилось восемнадцать?
– Прекрати паясничать!
– Па-ап, ну в самом деле, откуда мне знать, о чем ты думал?
– Правильно. Ты не знаешь, о чем я думал, потому что у тебя нет детей!
– Это достоверная информация?
– Когда мне было тридцать, тебе было семь, и я не курил анашу.
– Тогда ее негде было достать.
– Было где, не волнуйся. Просто мне было не до того: семья, ответственность. Я делал карьеру. Я зарабатывал деньги. Я не мог себе позволить жить так, как ты живешь.
– А как я живу? Ты много знаешь о моей жизни? Ты живешь со мной в одной квартире?
– Знаю! Я вижу тебя в журналах, я примерно представляю себе круг твоего общения. И... мне не нравится все это. Знаешь, это какая-то бесцельная жизнь.
– Послушай, о каких целях ты говоришь? Ты всегда корил меня за то, что я живу не по средствам, на твои деньги. Ты хотел, чтобы я начал хотя бы что-то зарабатывать, я начал. Ты хотел, чтобы я стал журналистом. Я им стал. Даже программу свою получил.
– Я смотрю твою программу... иногда. Наверное, сейчас так принято, я, конечно, не критик, но... местами пошловато.
– На вкус и цвет, как говорится. Проехали, это сложная тема. Я все-таки не понимаю сути твоих претензий ко мне. Что мне еще сделать? Какой из твоих целей достичь? Вступить в партию? Начать носить строгие темно-синие костюмы?
– При чем тут костюмы? Ты... ты живешь так, будто завтрашнего дня для тебя не существует.
– Это правда.
– Ты как стрекоза у Крылова. У тебя всегда лето красное.
– Крылов все своровал у Лафонтена, помним об этом, да? И кстати, я всегда готов к зиме! – показываю пальцем на свою шапку.
– Ты совершаешь множество бездумных поступков. Вот скажи, что бы случилось, если бы я не приехал за тобой в воскресенье?
– Приехали бы другие. Тебе денег жалко? Я верну. Прости, я не подумал, больше не буду тебе звонить в таких случаях.
– Не передергивай! Ты всегда должен звонить отцу. Я – единственный близкий человек, который решит твою проблему. Еще, безусловно, твоя мать. Но...
– ...У нее нет завязок в ментовке!
– Примерно так. Я не об этом. Я хочу сказать, что... мне жалко тебя, сынок.
– У меня опять прыщ на лбу выскочил? Я плохо выгляжу?
– Я смотрю, как ты просаживаешь свои дни, год за годом. И мне становится тебя жалко. У тебя же ничего нет, понимаешь?
– У меня есть квартира и мопед!
– Твоя квартира похожа на дешевый отель с редкими постояльцами!
– Не такой уж и дешевый. Впрочем, какая разница, я там только сплю.
– Вот именно! Ты ни к чему и ни к кому не привязан!
– Так ли уж это плохо в век мобильного интернета?
– Плохо, Андрей, очень плохо. Ты живешь так, будто тебе все еще восемнадцать, а тебе уже тридцатка, милый мой!
– Все-таки я плохо выгляжу, да? Для профессии телеведущего это смерть, знаешь? Ты убил меня!
– Телеведущий – это вообще не профессия! Завтра тебя выгонят, и чем ты будешь заниматься? Опять в гламурный журнал пойдешь работать? Этот твой... хипхоп петь? Пойми, я все это время надеялся, что ты... Предлагал тебе работать у меня, заняться серьезным делом. Бизнесом. Попытаться наконец состояться в этой жизни!
– А кто сказал, что в этой жизни обязательно нужно состояться? И потом, что, по-твоему, значит состояться?
– Давай без софистики! Ты напоминаешь мне свою маму.
– А ей я напоминаю тебя.
– Я пытаюсь говорить с тобой о серьезных вещах, Андрей!
– Почему все, что тебе кажется серьезным, – это бизнес? У человека не может быть других увлечений в жизни? Пойми, я не хочу заниматься тем, чем занимаешься ты. Меня тошнит от пиджаков, деловых партнеров, балансов, продаж, чиновников, откатов и прочей шняги. В твоем мире, папа, можно купить все, кроме свежего воздуха. Я задыхаюсь в нем, понимаешь?
– Да ладно тебе дурака валять! Задыхается он! Откуда весь этот дешевый пафос? Нашли бы тебе отдушину, не переживай. Ты сколько еще так протанцевать по жизни думаешь? Лет пять? Семь? А дальше что? Новости пойдешь читать на радио?
– Я полагаю, что молодежные программы всегда будут востребованы....