Кроме тех двух слов, которые он произнес, ничего больше не было сказано. Тишина нарушалась лишь шипением огня и их собственным неровным дыханием. Они ласкали друг друга стоя и понимали друг друга без слов. Для этого им ничего не требовалось, кроме взглядов и движения тел.
Наконец напряжение взорвалось. Корнелия отступила назад и, не сводя с Гарри глаз, расстегнула свою рубашку, которую сняла через голову и отбросила в сторону.
– Иди ко мне. – Она простерла к нему руки и эффектно, как на сцене, упала на кровать, сладострастно распростершись на постели. Чувственным взглядом, в котором прыгали озорные искорки, она наблюдала, как Гарри освобождается от брюк.
Упершись коленом в постель рядом с ней, он снова гладил ее тело, упиваясь ощущением ее нежной кожи под своими ладонями. Он словно бы лепил скульптуру, неотрывно следуя за своими пальцами взглядом, будто стремился запечатлеть в своей памяти каждую пядь ее тела.
Широко раскинувшись на постели, Корнелия лежала неподвижно, подставляя себя ласкам Гарри. Он опустился на нее, и ее грудь расплющилась о его тело. Из-под полуопущенных век Корнелия увидела, как он поставил на кровать и второе колено, и скользнула ладонями по его плоскому животу, жестким выступам таза. Рука Гарри проникла между ее бедер, безошибочно отыскав все чувствительные точки, заставив Корнелию, подхваченную волной ощущений, приподнять ему навстречу бедра.
Когда волна пошла на убыль, Корнелия посмотрела в улыбающиеся глаза Гарри.
– Я сама хотела дать тебе это, – сказала она, – но ты меня опередил.
– Ах, любовь моя, мать-природа, раздавая свои милости одним, обделяет других, – проговорил Гарри, посмеиваясь. – Женщины наделены счастливой способностью переживать кульминацию много раз кряду. Особи же мужеского пола, бедняги, увы, могут только раз испытать это блаженство до того, как выбьются из сил.
У Корнелии от смеха, который она еле сдержала, на глазах выступили слезы. Во всем, что говорил и делал Гарри, чувствовалось такое смятение, что это выглядело комично и никак не вязалось с обликом мужчины, которого Корнелия знала. С обходительным, элегантным, абсолютно владеющим собой аристократом.
Хотя она всегда знала, что это далеко не весь Гарри Бонем.
Эта мысль мелькнула в голове Корнелии и ушла, не успев оформиться. Теперь Гарри нависал над Корнелией, и его глаза уже больше не смеялись, в них было нетерпение страсти, которое передалось и ей. Пробежав руками по ее бедрам, Гарри закинул ее ноги себе на плечи и, поддерживая под ягодицы, глубоко вошел в нее, так глубоко, что Корнелии показалось, будто он стал ее частью, частью ее существа.
Она оторвала бедра от постели, стараясь как можно глубже вобрать его в себя, и ее внутренние мышцы сжались вокруг его плоти, завладевая им, присваивая его себе. Гарри, как и прежде, вышел из нее за мгновение до конца. Корнелия на миг почувствовала потерю, но это ощущение тут же потонуло в ее собственных судорогах страсти. Когда все закончилось и ее ноги упали с его плеч, а он, обессиленный, всей тяжестью обрушился на нее, она крепко стиснула его в объятиях. Их пот смешался, их уже разъединившиеся тела все еще пульсировали в унисон, и одно мгновение ничего другого для них не существовало, кроме изнеможения и ликования полного насыщения.
Потом, как бывает всегда, вернулась реальность. Корнелия зашевелилась первая – ее рука, легко касаясь, скользнула по спине Гарри, и тот сразу повернулся на бок и лег рядом. Все еще тяжело дыша, он положил руку ей на живот.
Корнелия накрыла ладонью руку Гарри, которая вздымалась и опускалась на ее животе в такт дыханию. Огонь в камине едва теплился, и свечи начали угасать. В полутьме все виделось по-другому. Эти похожие на сон ночные свидания были чистым безумием. С ее стороны было безумием рисковать всем из-за нескольких, пусть ослепительно ярких, мгновений блаженства.
– Что с тобой? – заговорил Гарри своим прежним голосом, вытаскивая руку из-под ее ладони. Он сел на постели, спустил ноги на пол и, обернувшись, посмотрел на нее. – Что случилось, Нелл?
– Ничего, – ответила она, понимая, как неубедительно звучат ее слова. Она забарахталась в постели, подтыкая себе под спину подушки. – Одолели сомнения. Ты, верно, и сам знаешь, как это бывает. – Ее легкий смех никого не убедил бы.
– Какие сомнения? – Гарри серьезно посмотрел на нее. – Не понимаю, ты то в восторге, а то вдруг мучаешься какими-то сомнениями, пребываешь в унынии… Скажи мне, в чем дело?
Корнелия не знала, как ответить на его вопрос. Некоторые тонкости, душевные терзания – она знала это по опыту – недоступны мужчинам, их понимают только женщины. Мужчины, когда их одолевает беспокойство, легко отвлекаются шуткой, нежностями, упоминанием о сиюминутных проблемах. Но видно, к Гарри Бонему это не относилось.
– Я не могу тебе это объяснить, – сказала Корнелия. Гарри встал. Мгновение он нависал над ней, потом высвободил одеяло и ловко укрыл ее.
– Простудишься, – буднично сказал он.
– Ты тоже. – Этот ответ казался единственно уместным. Корнелия приподнялась повыше на подушках и натянула одеяло до самого подбородка. Ей хотелось откинуть одеяло и позвать Гарри к себе, в тепло, прижаться к нему, но это было невозможно.
Гарри натянул брюки и наклонился подбросить угля в камин. Затем выпрямился и повернулся к Корнелии, став спиной к огню.
– Почему не можешь?
Произнесенный тихо вопрос, казалось, очень долго висел в воздухе. Корнелия прикрыла глаза, пытаясь найти нужные слова. Гарри продолжал стоять у камина в прежней позе, уронив руки по бокам, смотря ей в лицо.
– Это трудно объяснить, – в конце концов нарушила молчание Корнелия.
– И все же попытайся, – по-прежнему тихо сказал Гарри.
– Ну хорошо. – Корнелия подняла на него глаза. – Я не люблю секретов. Мне претит двуличие. Мне трудно с этим жить.
Гарри прищурился, глядя на нее.
– Я могу это понять, однако, по-моему, не только тебя это тревожит.
Корнелия нервно теребила в руках край рубашки.
– У меня дети.
– Мне это известно, – сухо отозвался Гарри. – При чем здесь они?
– При чем? – в негодовании вопросила Корнелия. – Да это же все меняет! Я не имею права на то, что хоть в малой степени могло бы им навредить. Неужто ты этого не понимаешь?
– Разумеется, понимаю, – кивнул Гарри, тоже начиная приходить в раздражение. – Вот только никак не могу взять в толк, каким образом несколько тайных часов любви могут вообще хоть как-то на них отразиться?
– Прежде всего, как ты уже слышал, я не люблю таиться. – Распространившиеся по комнате флюиды гнева придали Корнелии силы. – Кроме того, даже если б я была готова к этому, неужели ты считаешь, нам удалось бы долго скрывать наш секрет?
Вспомнив все секреты, которые он хранил годами, Гарри чуть не рассмеялся.
– Я бы, бесспорно, мог, – ответил он. – Я мастер по этой части.