Последующий час она провела с детьми, обговаривая их распорядок дня с Линтон, и незадолго до одиннадцати спустилась вниз в поисках Моркома. Ливия наказала ему почистить покрывшееся патиной серебро, в беспорядке рассеянное по всему дому, и Корнелия нашла старика в буфетной за работой. Тот, полируя серебро, что-то бормотал себе под нос.
– Не вижу в этом никакой надобности, – сказал он, когда она постучала в открытую дверь. – Леди Софию устраивало все как есть.
– Вероятно, у леди Софии было слабое зрение, – предположила Корнелия. – Эти графинчики для масла, когда отполированы, чудо как хороши. – Она взяла один из них и поднесла его к свету. – Это, наверное, еще елизаветинские. – Прихотливые орнаменты на солонке напомнили ей наперсток.
– Может быть, – пробормотал не очень уверенно Морком, принимаясь за сахарницу.
– Я жду гостя, Морком. Явившись, он спросит леди Ливию. Проведите его в гостиную. Я буду там.
– Вот как? – Морком поднял на нее слезящиеся глаза. – А где ж тогда будет леди Ливия, миледи?
– О! Она попросила меня принять его вместо нее, – туманно объяснила Корнелия. – Вы просто проводите его и все. Остальное вам знать ни к чему.
– Вот как? – Недоверие в голосе старика зазвучало явственнее, но он снова принялся за свою сахарницу, и Корнелия предусмотрительно поспешила ретироваться.
Ливия ждала ее в холле.
– Я чуть не забыла о мистере Мастерзе. Ведь он тоже должен прийти нынче утром. Где я его приму, если ты с виконтом будешь в гостиной?
– Вот здесь, – предложила Корнелия, отворяя дверь в унылую, холодную комнату, где мебель все еще была зачехлена, а шторы на высоких окнах наглухо задернуты, пресекая любую попытку проникновения в этот пыльный сумрак дневного света или, упаси Боже, солнечных лучей.
Она пересекла комнату и раздвинула тяжелые бархатные портьеры.
– Адвокат тети Софии, должно быть, знает, в каком состоянии дом, – заметила она, приближаясь к следующему окну. – Он, надо думать, бывал у нее время от времени. Состояние этой комнаты его не удивит, но немного света все-таки не помешает.
– Хотя в это время года его не так уж много. – Ливия раздвинула шторы на третьем окне и громко чихнула. – Даже если бы окна были чистыми. Льет так, что темно, как в склепе.
Корнелия протерла кружок в слое грязи, покрывавшем одно из высоких окон, и посмотрела на залитую дождем улицу.
– О, кажется, это наш виконт! Экипаж недурен. Сразу видно, что гинея-другая для него пустяки.
– Дай-ка посмотреть. – Ливия встала рядом и тоже приникла к чистому островку на стекле. – Понимаю, о чем ты. Превосходная пара. – Она сделала кружок на стекле пошире. – Самого возницы, правда, не видно. Он весь закутан. Воротник плаща поднят до ушей.
– Ехать в открытом экипаже по такой погоде… какое-то чудачество, – проговорила Корнелия, покачав головой. – Отчего он не взял извозчика? Любой, кто в своем уме, поступил бы именно так.
– Вероятно, он не такой, – пробормотала Ливия. – Не в своем уме то бишь. Захотел бы тот, кто в своем уме, платить такие деньги за эту развалюху? – Она обвела рукой вокруг себя.
– С деньгами – с большими деньгами – дом можно привести в порядок, – отозвалась Корнелия. – Есть в нем что-то такое аристократическое. Благородный дом в запустении.
– Наверное, ты права… О! Он подъезжает. Передает вожжи своему ливрейному груму. Иди-ка ты лучше в гостиную, пока он не постучал. Я останусь здесь.
Корнелия поспешно вышла в холл, откуда юркнула в гостиную. Оказавшись в комнате, она задумалась, где бы ей лучше расположиться, чтобы произвести на виконта Бонема, когда он будет входить в гостиную, наиболее сильное впечатление. Возле камина? Или возле окна в кресле с книгой? Нет, в кресле нельзя, решила она. Кресла до того продавлены, что, погрузившись в них, грациозно подняться из их недр будет нельзя. Диван у окна? Это возможно. Он войдет, а она сидит, склонив голову над работой. Вот только шкатулка с шитьем осталась наверху… у бюро. Она встретит его, сидя к нему спиной, якобы поглощенная написанием письма.
Стук в дверь раздался в тот момент, когда она села и взяла в руку старое перо. Его не чинили долгие годы, и Корнелия с тревогой посмотрела на его зазубренный кончик. Однако менять позу теперь было поздно. Она окунула перо в чернильницу, но оно уткнулось в сухое дно. В холле уже слышались голоса – отрывистая, четкая речь виконта и односложные фразы Моркома, произносимые с сильным йоркширским акцентом. Дверь в комнату отворилась.
– Сюда, сэр, – объявил Морком без каких бы то ни было словесных излишеств, после чего ушел, плотно притворив за собой дверь.
Одно мгновение Гарри молча стоял со шляпой в руке, не зная, смеяться ему или негодовать в ответ на столь бесцеремонный прием. Слуга даже не предложил взять у него шляпу и насквозь промокший плащ.
Женщина за бюро не обернулась. Только заговорила тихим, приятным голосом, оставаясь к гостю спиной, что тотчас вызвало в Гарри раздражение.
– Одну минуту, лорд Бонем, прошу меня извинить.
Она взяла песочницу и щедро посыпала страницу, затем медленно развернулась на стуле и, глядя на него с полуулыбкой, которую лишь глупец мог принять за дружескую, поднялась.
– Кажется, сэр, мы с вами уже встречались. – Она продолжала лукаво смотреть на него. Блеск ее голубых глаз не оставлял ему никаких сомнений, так же как этот тихий, хорошо поставленный голос, который он уже слышал накануне.
Гарри снял перчатки, стянув их с каждого пальца по очереди.
– По-видимому, так, мэм. Преображение, надо признаться, просто поразительное. Прошу покорнейше простить меня за вчерашнюю ошибку, но вы, верно, и сами согласитесь, что она вполне объяснима. – Одна его бровь вопросительно взметнулась. – Если бы вы оказали мне вчера любезность, дав шанс исправить свою оплошность, наша с вами встреча вышла бы куда более приятной.
Сконфуженным виконт вовсе не выглядел. Более того, она в его зеленых глазах даже заметила вызывающий блеск. И Корнелия, к своему изумлению, почувствовала азарт предстоящей схватки с ним.
– Ваша манера держаться, сэр, не вызывала желания представляться, – заявила она, твердо глядя ему в глаза и машинально скрестив на груди руки, отчего шаль на ней запахнулась плотнее. – У меня нет желания продолжать эту беседу, так что извольте перейти к делу.
Гарри бросил шляпу и перчатки на раскладной стол. Так и не дождавшись предложения присесть или хотя бы снять плащ, он принужден был стоять посреди гостиной в верхней одежде, с которой на выцветший ковер ручейками стекала вода. Нелепость собственной ошибки ошеломила его, и в течение какого-то времени он насилу сдерживался, чтобы не рассмеяться – так далек оказался нарисованный им в воображении образ престарелой дамы, закутанной в шали и парящей ноги в ванночке с горчицей, от этой спокойной, полной достоинства женщины, у которой еще вся жизнь впереди.