Над зеркалом висели снимки Майкла Джордана, Чарлза Баркли и
Халена Роуза. Джордан в форме бейсбольной команды «Бирмингемские бароны». Над
фотографией была прикреплена полоска бумаги с надписью «ЕДИНСТВЕННЫЙ БЫК СЕЙЧАС
И ВСЕГДА». Норман показал на фото:
— Меня так, как его, — сказал он. Чернокожий парикмахер
внимательно посмотрел на Нормана, сначала проверяя, не пьян ли тот, затем
стараясь понять, не шутит ли клиент. Второе оказалось труднее, чем первое.
— Что вы говорите? Вы хотите сказать, чтобы я обрил вас
наголо?
— Именно это я и хочу сказать. — Норман провел ладонью по
волосам — темным повсюду, кроме висков, на которых только-только начала
пробиваться седина. Ни длинные, ни короткие. Он носит волосы такой длины лет
уже двадцать, наверное. Глянув на себя в зеркало, попытался представить, как
будет выглядеть — лысый, как Майкл Джордан, но с белым цветом кожи. И не смог.
Если повезет, ни Роуз, ни ее подругам это тоже не удастся.
— Вы серьезно?
Неожиданно Нормана едва не стошнило от непреодолимого желания
сбить этого тугодума-парикмахера ударом кулака на пол, придавить его, встав
коленями на черную грудь, наклониться и откусить всю его верхнюю губу вместе с
усами, сорвать ее с черномазого лица. И кажется, Норман понял, в чем дело.
Парикмахер напомнил ему сыгравшего важный эпизод в детективном сериале под
названием «Поиск Роуз» маленького педика Рамона Сандерса. Того, который пытался
получить деньги по кредитной карточке, похищенной его, Нормана, женой.
«Эй, цирюльник, — подумал Норман. — Цирюльник, ты даже не
подозреваешь, насколько близок к могиле. Задай еще один вопрос, скажи еще хотя
бы одно неверное слово, и от тебя останется только мокрое пятно. А я ведь тоже
ничего не могу тебе сказать; не могу предупредить, даже если бы и хотел, потому
что сейчас мой собственный голос — тоже спусковой крючок, и я не хочу его
нажимать. Так что смотри сам и думай тоже сам».
Парикмахер наградил его новым долгим и внимательным
взглядом. Норман стоял на месте, позволяя рассматривать себя. Он почувствовал,
что на него снизошло спокойствие. Будь что будет. Все в руках этого коверного
клоуна.
— Ладно, как скажете, — произнес наконец парикмахер мягким и
обезоруживающим тоном. Норман расслабил правую руку, которая сжимала в кармане
электрошокер. Парикмахер положил свой журнал на полку рядом с набором лосьонов
и одеколонов (там же стояла медная табличка с именем: СЭМЮЭЛ ЛОУ), поднялся с
кресла и стряхнул пластиковый фартук. — Хочешь быть Майком? Тогда садись.
Через двадцать минут Норман в задумчивости разглядывал свое
отражение в зеркале. Сэмюэл Лоу стоял рядом с креслом и наблюдал за его
взглядом. На лице парикмахера застыла бесстрастная маска, из-под которой
проглядывало некоторое любопытство. Он производил впечатление человека,
увидевшего нечто давно знакомое с совершенно иной стороны. Чуть раньше в
парикмахерской появились два новых клиента. Они тоже смотрели на Нормана с
одинаковым выражением нескрываемого одобрения на лицах.
— А он ничего, — заметил один из новых. Он говорил слегка
удивленным тоном, ни к кому не обращаясь.
Норман никак не мог свыкнуться с тем фактом, что в зеркале
на него смотрел не другой человек, а он сам. Он подмигнул, и человек в зеркале
ответил тем же, улыбнулся, и тот улыбнулся вместе с ним; наклонил голову, и его
двойник сделал то же самое. Но ничего не помогало. Раньше у него был лоб
полицейского; у человека в зеркале оказался лоб профессора математики,
высоченный, уходящий в стратосферу. Он не мог привыкнуть к гладким, почему-то
казавшимся чувственными изгибам обритого наголо черепа. А белизна? Раньше
Норман считал, что кожа его почти не загорает, однако по сравнению с бледным
черепом лицо казалось темным, как физиономия пляжного спасателя. Голова его
производила странное впечатление хрупкости, она казалась слишком уязвимой и
неуловимо совершенной, чтобы принадлежать такому, как он. Чтобы вообще
принадлежать человеку, в особенности мужчине. Она напоминала изделие из
дельфтского фаянса.
— Знаете, а у вас хорошая голова, — проговорил Лоу. Он
произносил слова осторожно, с опаской, но Норману не показалось, что чернокожий
парикмахер хочет польстить ему, и это хорошо, потому что Норман пребывал не в
том настроении, чтобы позволить какому-то придурку пускать себе пыль в глаза.
Или дым в задницу. — Смотритесь неплохо. Выглядите моложе. Что скажешь, Дейл?
— Неплохо, неплохо, — закивал второй посетитель. — Очень
даже неплохо, сэр.
— Сколько я должен? — спросил Норман Сэмюэла Лоу.
Он попытался отвернуться от зеркала, но с тревогой и легким
испугом обнаружил, что взгляд его настойчиво стремится вернуться к нему, словно
желая проверить, как выглядит бритый затылок. Ощущение отчужденности от
человека в зеркале охватило его сильнее, чем прежде. Нет, это не его отражение
в зеркале. Человек с высоким лбом ученого, поднимающимся над густыми черными
бровями — как он может быть им? Нет, это каком-то другой, незнакомый человек,
некий фантастический Лекс Лютор, появившийся, чтобы напакостить в метрополисе,
и все его поступки с настоящего момента не имеют значения. С настоящего момента
ничто не имеет значения. Кроме поимки Роуз, конечно. И разговора с ней.
Разговора начистоту.
Лоу снова окинул его оценивающим взглядом, прервав его лишь
на мгновение, чтобы посмотреть на двух других чернокожих, и Норман неожиданно
понял, что тот проверяет, способны ли двое других помочь ему в случае
необходимость, если большой белый клиент — большой белый лысый клиент —
откажется платить.
— Извини, друг, — произнес он, пытаясь придать своему голосу
мягкие успокоительные интонации. — Ты что-то говорил? Я задумался. Извини.
— Я сказал, тридцатка меня бы устроила. А вас?
Норман достал из левого переднего кармана сложенную вдвое
пачку банкнот, выудил из нее две двадцатки и протянул парикмахеру.
— Меня устроило бы сорок, если не возражаешь, — сказал он. —
Возьми деньги вместе с моими извинениями. Ты молодец. Отличная работа. Просто
неделя выдалась сволочная, вот и все.
«Знал бы хоть половину из того, что известно мне», — подумал
он.
Сэмюэл заметно расслабился, принимая деньги.
— Никаких проблем, приятель. И я не шутил — у вас
действительно красивая голова. Конечно, вы не Майкл, но другого Майкла просто
нет.
— Кроме самого Майкла, — добавил посетитель по имени Дейл.
Трое чернокожих мужчин дружно рассмеялись, кивая друг другу. Хотя он запросто
прикончил бы всех троих, не напрягаясь, Норман присоединился к ним. Новые
клиенты, вошедшие в парикмахерскую, слегка изменили ситуацию. Настала пора
проявить некоторую осторожность.
Трое подростков, тоже чернокожих, прислонились к забору
неподалеку от «темно», но ничего с машиной не сделали, видимо сочтя ее не
стоящей внимания. Они с интересом посмотрели на бледный череп Нормана,
переглянулись и закатили глаза. Им было лет по четырнадцать-пятнадцать, и
впереди их ждала полная неприятностей жизнь. Тот, который в середине, начал
было говорить: «Ты на меня смотришь?», как Роберт Де Ниро в «Таксисте». Норман
почувствовал это и уставился на него — только на него, не обращая внимания на
двух других, попросту не замечая их. Тот, что в середине, счел фразу из
репертуара Де Ниро еще не отрепетированной до конца и замолчал.