— Что?
Шум шагов, поднимающихся по ступеням, снова голос Алисы, уже
из гостиной.
— Том говорит, ты просил дать знать, если мы найдем клад.
Так мы его нашли. Внизу, в рабочем кабинете, оружия полным-полно. И винтовки, и
пистолеты. Все опечатано, с наклейками охранной фирмы, поэтому нас теперь,
наверное, арестуют… это шутка. Ты идешь?
— Через минуту, маленькая. Сюда не входи.
— Не волнуйся. И ты не задерживайся, а не то тебе станет
дурно.
Да только дурно ему стать уже не могло, куда там,
собственные ощущения забылись. На залитом кровью деревянном полу кухни
Никерсонов лежали еще два предмета. Во-первых, скалка, и понятно почему. На
центральной стойке в кухне стояла жестяная форма для пирога, миска, в каких
замешивают тесто, и ярко-желтая банка с надписью «МУКА». Помимо скалки, на
полу, не так уж и далеко от рук Хейди, лежал сотовый телефон, какой мог
нравиться только подростку, синий с переводными картинками — большими
оранжевыми маргаритками, разбросанными по корпусу.
Клай уже видел, как все произошло, пусть он этого и не
хотел. Бет Никерсон решила испечь пирог. Знала она о том, какой кошмар творится
в Бостоне, в Америке, может, во всем мире? Об этом, возможно, говорили по
телевизору. Если так, то крезиграмму она получила не по телевизору, Клай в этом
не сомневался.
Ее получила дочь. Да, да. И Хейди набросилась на мать.
Пыталась Бет Никерсон урезонить дочь, прежде чем сшибла ее на пол ударом скалки
или ударила сразу? Не из ярости, а от боли и страха? В любом случае этого удара
не хватило. И Бет была без брюк. В длинном свитере, но с голыми ногами.
Клай потянул на себя низ свитера женщины. Очень осторожно,
прикрывая простенькие домашние трусики, которые она успела обделать перед
смертью.
Хейди, не старше четырнадцати, а скорее только
двенадцатилетняя, должно быть, рычала на том варварском, бессмысленном языке,
который, похоже, они все выучили, получив полную дозу лишающей разума
сыворотки, произносила что-то вроде «ар-р, пилах, каззалах-КАН!» Первый удар
скалкой сшиб ее с ног, но не лишил чувств, и обезумевшая девочка набросилась на
ноги матери. Не покусывала их, а рвала зубами, иной раз добираясь до кости.
Клай видел следы не только от зубов, но и от корректирующих прикус пластинок. И
тогда (вероятно, крича, безусловно, испытывая дикую боль, наверняка не
соображая, что делает) Бет Никерсон ударила снова, на этот раз гораздо сильнее.
Клай буквально услышал приглушенной треск, когда у девочки сломалась шея.
Любимая дочь лежала мертвой на полу модерновой кухни, с корректирующими
пластинками на зубах и модерновым сотовым телефоном, выскользнувшим из
вытянутой руки.
Успела ли ее мать осознать, что к чему, прежде чем выхватила
оружие из настенного зажима между телевизором и электрической открывалкой для
консервов, где оно бог знает сколько времени ждало появления на этой
чистенькой, днем залитой солнечным светом кухне грабителя или насильника? Клай
подумал, что нет. Клай подумал, что паузы не было, она хотела догнать улетающую
душу дочери, пока объяснение совершенного ею еще оставалось на губах.
Клай направился к видневшемуся из-за буфета стволу. Учитывая
любовь Арни Никерсона к техническим новинкам, надеялся найти автоматический
пистолет, может, даже с лазерным прицелом, но его ждал незамысловатый
револьвер, известный с давнишних времен кольт сорок пятого калибра. И Клай
нашел такой выбор разумным. Жена Арни с таким оружием наверняка чувствовала
себя спокойно и уверенно. Когда возникла бы необходимость пустить его в ход, не
пришлось бы проверять, заряжено оно или нет (или, при втором варианте, искать
обойму за баночками со специями), не пришлось бы передергивать затвор, чтобы
убедиться, что патрон в патроннике. Нет, с этим старым боевым конем требовалось
лишь откинуть барабан, что Клай с легкостью и сделал. Он нарисовал тысячи
вариаций этого самого револьвера для своего «Темного скитальца». Как он и
ожидал, из шести гнезд пустовало только одно. Потом вытряс из гнезда один из
патронов, заранее зная, что он найдет. Свой револьвер сорок пятого калибра Бет
Никерсон зарядила патронами с запрещенными законом пулями-убийцами. С полым
наконечником. Не приходилось удивляться, что ей снесло верхнюю часть головы.
Странно, что осталась нижняя. Он посмотрел на останки лежащей в углу женщины и
заплакал.
— Клай? — На этот раз его позвал Том, поднявшийся по
лестнице из подвала. — Слушай, у Арни есть все! Готов спорить, этого
автоматического оружия хватило бы, чтобы получить приличный срок в Уолполе
[68]
…
Клай? Ты в порядке?
— Уже иду. — Клай вытер глаза. Поставил револьвер на
предохранительный взвод и сунул за пояс. Потом достал нож и положил на
разделочный столик Бет Никерсон. Словно они поменялись. — Дай мне еще пять
минут.
— Заметано.
Клай услышал, как Том спускается в расположенный в подвале
арсенал Арни Никерсона, и улыбнулся, несмотря на слезы, которые еще катились по
щекам. Да, об этом стоило помнить: запусти добропорядочного коротышку-гея из
Молдена в комнату с оружием и дай поиграть с ним, так он начинает говорить
«заметано», как Сильвестр Сталлоне.
Клай принялся выдвигать ящики. В третьем, под кухонными
полотенцами, нашел тяжелую красную коробку с надписью: «ЗАЩИТНИК АМЕРИКИ»
КАЛИБР .45 «ЗАЩИТНИК АМЕРИКИ» 50 ПАТРОНОВ». Сунул коробку в карман и пошел к
Тому и Алисе. Ему хотелось как можно быстрее убраться из этого дома. Оставалось
только убедить их не брать с собой весь арсенал Арни Никерсона.
Уже в арке он остановился, оглянулся, высоко подняв лампу
Коулмана. Стягивание свитера если и помогло, то чуть-чуть. Они все равно
оставались трупами, с ранами такими же обнаженными, как и Ной, когда сын увидел
его пьяным. Он мог найти что-нибудь и прикрыть их тела, но, однажды начав
прикрывать тела, чем бы закончил? Кем? Телом Шарон? Его сына?
— Не дай Бог, — прошептал он, но сомневался, что Бог делает
все, о чем Его ни попроси. Он опустил лампу и последовал вниз, к пляшущим лучам
фонарей Алисы и Тома.
21
Оба перепоясались ремнями с автоматическими пистолетами
большого калибра в кобурах. Том также перекинул через плечо нагрудный
патронташ. Клай не знал, то ли ему смеяться, то ли вновь начинать плакать. И
какая-то его часть хотела, чтобы он и плакал, и смеялся одновременно.
Разумеется, если бы он так себя повел, они бы решили, что у него истерика. И,
само собой, не ошиблись бы.
Плазменная панель на стене была большой, очень большой
сестрой той, что висела на кухне. Еще один телевизор, только чуть меньше, оснастили
универсальной приставкой для видеоигр, с которой Клай, будь у него время, с
удовольствием познакомился бы поближе. Чего там, исследовал бы досконально.
Словно для контраста, в углу, рядом со столом для пинг-понга, стоял старинный
музыкальный автомат «Сиберг»
[69]
, темный, обесточенный, не переливающийся всеми
цветами радуги. И разумеется, в кабинете были шкафы с оружием, два, все еще
запертые, но с разбитыми передними стеклянными панелями.