– Значит, так, – негромко сказал он, не
оборачиваясь. – Черского о т с т р а-н и т ь. Какими методами, – мне
плевать. Но он должен точно и навсегда выйти из игры. У меня осталось всего
несколько дней, и я не могу позволить себе рисковать. У нас осталось несколько
дней, – с угрозой поправился Директор. – Тебе все понятно?
– Да, Игорь Матвеевич, – очень спокойно сказал
Помощник.
– Все. Свободен. Иди работай. Завтра в три ко мне с
докладом.
Помощник вышел из-за стола, кивнул Директору от дверей – без
чинопочитания, но и без наглости – и покинул кабинет.
Но ни завтра, ни послезавтра они не встретились. И вообще
Директор больше никогда не видел своего Помощника.
Глава 1
И снова здравствуйте!
Вообще-то, с квартиры Данил Черский прочно собрался
съезжать. Были сильные подозрения, что засвечена, но, намотавшись за день,
решил все же переночевать в последний раз в старой берлоге. Дверь выдержит
любую атаку, подмога, в случае чего, примчится быстро, главное – не отираться
на кухне…
В дверь позвонили часов в десять вечера, когда он валялся на
диване с детективом незабвенной леди Агаты и не столько читал, сколько
похихикивал, представляя Агатиных аристократических убивцев и отравителей на
просторах его милой Родины, где им моментально открутили бы головенки, как
кутятам…
Посмотрел в глазок и, не тревожа рацию, открыл. Ухмыльнулся:
– Какие люди – и без охраны… Ну, заходите.
Клебанов, старлей от УБОПа, вошел, остановился посреди
прихожей, сунув руки в карманы исторической рыжей кожанки. Сегодня он выглядит
еще более упрямым и принципиальным, потому Данил, воздержавшись от ехидных
реплик, спросил вполне мирно:
– А не выпить ли нам водочки?
Он не особенно и удивился, когда опер, чуть заметно кивнув,
направился было в кухню. Поторопился тормознуть:
– Нет, давайте в комнату.
– А…
– Да я один, – сказал Данил.
Ольга все-таки вернулась к матери, но он, понятно, не стал
вдаваться в такие тонкости. А кухни опасался, чтобы не запустили в окно
какую-нибудь пакость вроде маленькой аккуратненькой гранатки из портативной
«мухи» – на балконе-то остекление с секретом, любая граната там и рванет, не
пройдя в комнату… «Муха» – это вполне во вкусе Беса. А Бес, очень похоже,
прослышал краем уха о кладе, только ничего толком не знает…
Он, не зажигая света, принес из кухни тарелки, а из
холодильника в прихожей – едва початую бутылку кошерной «Выборовой», которой
снабжал Януш, поинтересовался:
– Вы, часом, не антисемит?
– Бог миловал, – сухо отозвался Клебанов.
– Вот и отлично. Слеза, – повертел бутылку, всю в
наклейках с надписями на иврите. – Хоть мы с вами не иудеи, причаститься
стоит – нектар…
Разлил по рюмкам. Сначала не сообразил, чем занят Клебанов,
потом понял и откровенно фыркнул: старлей выискивал среди сварганенной на
скорую руку закуски, не столь уж и изысканной, нечто совсем уж простенькое.
– Ну, глупо, – сказал Данил. – Зачем же
принципиальность до абсурда доводить? Колбасу вон берите…
Выпили. Минутку посидели. Чтоб помочь гостю, который пришел
сюда явно не в молчанку играть, он весело сообщил:
– У меня чувство такое, дежа вю называется. Стойкое
ощущение, что вы ко мне уже как-то приходили. И сидели мы вот так же на
кухоньке, только без водочки. Это когда Есаула из СИЗО выпускали. Помните? Мы
еще договорись вместе п о р а б о т а т ь, один, единственный разик… А еще у
меня чувство, даже уверенность, что ваши приходы обычно влекут за собой кучу
проблем – и что характерно, исключительно на мою бедную головушку… Да чего уж
там, выкладывайте, с чем на этот раз пожаловали…
– Меня посылают в Чечню, – сказал Клебанов. –
Чистить тылы. Завтра полетит сводная группа от трех управлений.
– Вот уж, честное слово, это не я, – сказал Данил,
мигом став серьезным.
– Догадываюсь. – Он поднял глаза, поиграл
желваками. – Я вам больше не опасен, а?
– А вы что, были для меня опасны? – невесело
ухмыльнулся Данил и вновь наполнил рюмки. – Что-то не припоминаю…
– Где Марина Бурлаченко?
– Ну не под асфальтом же… – Данил, подавая пример,
опрокинул рюмку.
Ни с того ни с сего вдруг захотелось рассказать юному
старлею все. В конце концов, ведь эта катавасия с трупами и погонями за
несметными сокровищами началась с Ивлева, а об убийстве зава ВЦ «Интеркрайта»
сообщил Данилу никто иной, как опер Клебанов. Вот глазенки оперок выкатит,
когда услышит в с е, идеалист ты наш доморощенный…
Нет, блажь, конечно. Нечего ему рассказывать.
– Слушай, давай-ка бросим множественное число, за
русским столом не принято как-то… – предложил Данил. – И ответь ты
мне на один-единственный вопрос: твои дела передали кому-то другому или
закрыли?
Клебанов угрюмо молчал.
– Господи ты боже мой, – с досадой сказал
Данил. – Ты хоть понимаешь, что в Чечне тебе, как манекену, пальнут в
спину некие заранее неустановленные личности – и адье? Это они, конечно, хорошо
придумали. Отстранять от дела – вонь пойдет, а против исполнения служебного
долга в диких теснинах Кавказа не больно-то и попрешь. Заерепенишься – выгонят,
только и делов… Хочешь, отмажу? Без всяких меркантильных соображений?
– Нет, спасибо.
– Честно, без всякой отработки. На кой ты мне сдался, у
меня полковники есть…
– Я сказал, не нуждаюсь.
– Бортко тебя, выходит, сдал, – задумчиво произнес
Данил. – Он, конечно, мужик хороший, но беда его в том, что он – н а ч а л
ь н и к. А любой начальник вынужден быть дипломатом, учитывать кучу тонкостей
да помнить о куче ниточек, связывающих его с другими начальниками. Это не
коррупция и не разорение рядов, это жизнь на грешной земле… А я ведь тебе пошел
навстречу тогда – с Есаулом. Хоть и не обязан был. И когда речь зашла об
Есауле, ты все-таки хоть капельку служебных тайн, да выдал…
– Что тебе нужно?
– На кого вы поставили засаду в киоске с гордым
названием «Кинг-Конг». Это раз. Все, что тебе известно об убийствах Ивлева, его
непутевой супруги и щелкопера Костерина. Это два. Кто среди ваших шишек влез в
наезды на «Интеркрайт» и историю с кладом. Это три. Все.
– А зачем?
– А затем, что я терпеть не могу, когда всякая сволочь
ползет в огород, который я подрядился стеречь, – сказал Данил. – И я
им устрою панихиду с танками…
– Вот то-то и оно. Не ты им должен устраивать панихиду,
а я…
– Ну так устраивай, – развел Данил руками. –
Бардзо проше! Я тебе мешал?
Клебанов медленно надул щеки, шумно выдохнул. Покосился на
бутылку, и Данил наполнил по новой.