Призраки Бреслау - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 15

Мысль, что жирняга Хюман мог посчитаться с ним за давнишние унижения, таская туда-сюда тела убитых и ломая им кости, Мок счел нелепой. Впрочем, люди меняются, матереют, обретают силу, разжигают в себе тлеющую ненависть. Не обращая внимания на бурчание отца, которому не давал заснуть скрип сыновней кровати, Мок дотянулся до висящего на стуле пиджака, вынул из кармана блокнот, сделал добрый глоток из бутылки и записал: «Хюман».

«Понятно», – вновь раздался голос Казнича, и Мок припомнил еще одно свое признание. Гимназист Мок моет колбу и пробирку, а потом садится за лабораторный стол в химическом кабинете. Ему поставили высший балл за доказательство того, что соли некоторых тяжелых металлов не растворяются в воде. Завистливые взгляды. Тело не находит опоры, руки беспомощно колотят воздух, ноги скользят по полу, ладонь хватается за подставку, на которой стоят пробирки, стекло разбивается, вонючая жижа растекается, голова обо что-то ударяется. Это ребро стула, а отодвинул стул Карл Генке. Милая шутка. Потом Мок видит себя, размахивающего подставкой для пробирок направо-налево, ее острый угол глубоко вонзается в голову Генке, струей льется кровь. Генке теряет сознание, Генке в больнице, Генке в инвалидной коляске, Генке уже ходит, «какая у него теперь смешная походка!».

«Она у него и до этого была забавная, – подумал Мок, всовывая ноги в кожаные шлепанцы, – такой и осталась». Набросив на плечи стеганый халат, Мок с бутылкой коньяка в руке поднял крышку люка, спустился в бывшую мясную лавку и присел на корточки у медной решетки слива, прислушиваясь, не пищат ли крысы. Все, однако, было тихо. Усевшись на прилавок, Мок сделал еще пару глотков, обвязал бутылку веревкой и спрятал в сливную трубу. Теперь отец не найдет и не выльет. Поднявшись по ступеням наверх и закрыв крышку люка, Мок подумал о крысах, попадавшихся ему иногда на первом этаже. Тяжко опустившись на кровать, Эберхард потушил свечу в надежде, что сейчас к нему явится пьяный сон, крепкий, густой и свободный от кошмаров. «Хорошо, что я ничего ему не рассказал о моих снах», – подумал Мок с неприязнью, вспомнив умные глаза доктора Казнича, и заснул.

Надежды Эберхарда сбылись – ему ничего не приснилось!

2. IX.1919

Эврика! Кажется, мне удалось найти оперативное указание, которое я так настойчиво искал. Сегодня я обнаружил у Аугштайнера необычайно интересный пассаж. Это цитата из письма Плиния Младшего. [20] В гимназии мы читали одно письмо Плиния Младшего – очаровательные пустяки, на которых отдыхала душа. Был уже конец года, и нам смертельно надоел невероятно сложный и нудный Ливий. [21] Оказалось, латинский текст – не всегда только изощренная гимнастика для ума. Это был очень красивый рассказ о мальчике, плавающем на дельфине, но я и не знал, что Плиний писал также о духах. Привожу самые важные фрагменты этого письма в моем топорном переводе.

«Был в Афинах дом, изрядный и обширный, но пагубный для населяющих его и потому покрытый дурной славой. В ночной тишине слышался – поначалу издалека, потом все ближе – скрежет железа, а если вслушаться повнимательнее – звон оков. Вскоре являлся и сам призрак, изнуренный старик с всклокоченной бородой и щетинистыми волосами. На руках у него были цепи, на ногах – оковы. Он шел и потрясал ими.

Жильцы дома проводили без сна страшные и мрачные ночи. За бессонницей следовала болезнь, за нарастающей тревогой – смерть. Днем дух не являлся, но память о нем угнетала жильцов. Им сдавалось, что призрак так и маячит у них перед глазами, страх мучил их дольше, нежели его причина. Дом был заброшен и предан запустению, и, казалось, сей фантом всецело им завладел.

Здание было выставлено на торги – если среди людей, которым неведомы были связанные с ним великие несчастья, найдется охотник его купить или снять.

Весть об этом дошла до прибывшего в то время в Афины философа Афинодора. Привлеченный подозрительно низкой ценой, он навел самые тщательные справки, узнал всю правду – но тем не менее снял таинственный дом.

Когда стали спускаться сумерки, философ расположился в передней части дома и приказал принести принадлежности для письма и светильник. Домочадцев он разместил во внутренних помещениях. Свои мысли, глаза и руки он постарался занять письмом, чтобы праздный разум не смог породить фантастических образов и тщетных страхов.

Поначалу всюду было тихо, но потом послышался звон цепей и бряцание оков. Философ не поднял глаз от таблички, не отложил стило в сторону и остался глух к шумам. Звуки, однако, усиливались и приближались; теперь они раздавались уже у самой двери, а вскоре и в той комнате, где он сидел.

Философ огляделся и увидал призрак, с виду тот самый, какой ему описывали. Фантом остановился поодаль и поманил Афинодора пальцем, как бы приглашая идти за собою. Тот, впрочем, опять взялся за стило и восковые таблички. Дух гремел цепями уже над головой философа, а он все писал. Когда Афинодор вновь посмотрел на фигуру, она делала ему те же знаки, что и раньше. Философ, не медля более, встал, взял светильник и отправился за привидением. Оно шло медленным шагом, точно изнемогая под тяжестью цепей. Свернув во двор дома, призрак внезапно растаял в воздухе. Оставшись один, Афинодор нарвал немного листьев и травы и обозначил место, где исчезла фигура.

На следующее утро Афинодор обратился к городским властям и потребовал, чтобы указанное им место было раскопано. Желание его было исполнено, и там обнаружились нагие человеческие кости, опутанные приросшими к ним цепями, тело же с течением времени сгнило в земле. Останки были тщательно собраны и официально погребены. С того дня явления духа в этом доме прекратились».

Какой вывод следует из Плиниева текста? Духовный элемент в человеке можно абстрагировать и затем перципировать через запрет возвращения, который надлежит соответствующим образом обусловить. Может быть, это и есть метод для активации пучков духовной энергии? Посмотрим. Эксперимент произведен, его результаты проверит время. Как я это сделал? Я изолировал этого человека и принудил написать признание в прелюбодеянии – страшный для него шаг, ведь он весь пропитан буржуазной моралью. Поздней ночью я доставил этого человека в известное место, связанного, с кляпом во рту. Я освободил ему правую руку и велел опровергнуть ранее сделанное заявление, обещая при этом, что если он меня послушается, то второе письмо я передам его жене. Он что-то лихорадочно нацарапал. Опровержение я у него тут же забрал и спрятал под решетку, прикрывающую слив. Я видел его ярость и боль. «Я еще вернусь сюда», – говорили его глаза. Оставалось только вынести его, погрузить в пролетку, и мы уехали. Потом я его убил и оставил в таком месте, где его скоро найдут. Его дух вернется и привлечет внимание жильцов к решетке слива.

Врач-венеролог Корнелиус Рютгард по средам принимал пациентов в своей пятикомнатной квартире на Ландсбергштрассе, 8, у Южного парка. Квартира эта занимала весь второй этаж отдельно стоящего здания, так что окна выходили на все четыре стороны света. Из одной ванной комнаты (всего их было две) открывался вид на парк. Этим-то видом и любовалась молодая женщина, после обследования натягивая на себя очень длинные панталоны. Тем временем доктор Рютгард, сидя в кабинете, выписывал ей рецепт на сальварсан и с улыбкой вспоминал горячие заверения, что с тех пор, как муж погиб на войне (то есть за последний год), у нее не было ни с кем половых сношений. Только вот состояние ее здоровья указывало на обратное, а дату, когда она «предавалась блуду» в последний раз, доктор мог бы установить с точностью до нескольких дней. Делая вид, что не сомневается в словах пациентки, доктор проводил ее до двери, вернулся в кабинет и выглянул на улицу. Женщина подошла к сверкающему «даймлеру», поджидавшему ее под фонарем, но садиться в машину не стала, только распахнула дверь и с расстроенным видом долго объясняла что-то человеку в автомобиле. Рютгард знал, что будет дальше, ему уже чудились взбешенное рычание зараженного кавалера и рев срывающейся с места машины.