– Ага, – сказал Мазур. – Это опасно?
– Пока что это только надоедливо... Ладно, черт с
ними... Ты, главное, в случае чего не церемонься, бей от души...
Рикша остановился у тротуара и, получив плату от Мазура,
низко ему поклонился. Мазур не стал читать ему лекцию о пролетарской гордости –
и принятая на себя роль не позволяла, и осталось стойкое впечатление: этот
парень и понятия не имел, что является натуральным пролетарием. Дикий народ,
что поделаешь, не подкован в единственно верной теории...
– Ты актером никогда не был? – поинтересовалась
Мэй Лань, быстрыми легкими движениями поправляя волосы.
– Бог миловал, а что?
– Очень уж натурально изображаешь влюбленного...
– А если я и вправду влюблен, хозяйка, нонья
Мэй? – спросил Мазур. – С первого взгляда, безответно и нежно?
Девушка окинула его скептическим взглядом, фыркнула и
отвернулась. Поодаль стоял белый «ситроен», и помещавшиеся там два субъекта не
делали ни малейших поползновений вылезти наружу.
Мэй Лань положила ему руку на плечо, придвинулась вплотную.
Со стороны это опять-таки выглядело так, словно влюбленные голубки беззаботно
нежничают.
– Слушай внимательно, – сказала девушка. – Б
о с с о м будешь ты, понял? Ты ни словечка не знаешь по-английски, я просто
переводчица, ясно? Тарахти мне с важным видом что-нибудь, а я буду нести такую
же ахинею...
– На каком языке? – чуточку растерялся Мазур.
– Да на своем исландском, мудрила! Кто его здесь знает?
Ну, ты все понял?
– Что тут непонятного?
– Тогда пошли.
Она взяла Мазура за руку и направилась к кирпичному
трехэтажному зданию еще голландской постройки, украшенному вывеской «Отель
“Фельдмаршал”». Даже Мазур, человек здесь случайный, без труда определил, что
обшарпанное здание никак нельзя отнести не только к шикарным, но хотя бы к
третьеразрядным заведениям. Быть может, в колониальные времена отель и мог, не
теряя достоинства, осчастливить своим постоем какой-нибудь фельдмаршал, но
сейчас сюда было определенно не загнать уважающего себя лейтенанта. Сто лет не
мытые окна, кожура от фруктов на тротуаре, прямо перед входом, мятые субъекты,
кучковавшиеся у крыльца, до жути напоминают отечественных алкашей со скудной
копеечкой, ищущих, с кем бы сброситься, а профессию вон тех трех дамочек может
безошибочно определить даже новый в здешних местах человек...
Пройдя сквозь строй цепких любопытных взоров искоса, они
вошли в вестибюль, отмеченный той же унылой печатью упадка и захламленности.
Даже портье за стойкой был какой-то неухоженный и отчужденный, словно его через
пару часов должны были выпнуть отсюда по тридцать третьей статье, и ему на все
отныне плевать.
При появлении новых лиц он, впрочем, чуточку оживился, с
надеждой вопросил:
– Номер на час, туан, нонья?
«А хорошо бы», – мечтательно подумал Мазур. Даже
учитывая здешние пещерные условия, к коим вряд ли подходит понятие «комфорт»,
неплохо бы...
Увы, чудес на свете не бывает – Мэй Лань, смерив пожилого
грязнулю возмущенным взглядом, сухо поинтересовалась:
– Господин Багрецофф, двести восьмой?
Портье зевнул:
– Сидит в ба-аре, нонья... если еще сидит, а не лежит...
Мэй Лань, независимо вздернув подбородок, обошла стойку и
направилась в широкий проем. Мазур заторопился следом.
Нельзя сказать, чтобы бар моментально являл входящим яркие
картины разврата, порока и разложения. Он попросту был убогим, захламленным, до
одури похожим на дешевую забегаловку на просторах родного Отечества, –
разве что здесь гомонили на непонятных языках, этикетки на бутылках были
другие, непривычные, и музыка из старенького музыкального автомата звучала
самая что ни на есть экзотическая. А во всем остальном – полная аналогия.
Совершенно по-расейски сосали спиртное субъекты разного цвета кожи и разреза
глаз, что-то втолковывая друг другу, ссорясь, бахвалясь, хныкая и грозя. И
официантка из местных, затурканная и обозленная на весь белый свет, казалась с
в о е й. Табачный дым коромыслом, пьяные слезы и пьяный смех... Удивительным
образом Мазур вдруг ощутил себя д о м а, и это наваждение не сразу прошло.
Мэй Лань, брезгливо покривив полные губы, высмотрела
свободный столик и решительно провела туда Мазура. Официантка подбежала на
удивление резво – должно быть, нездешний вид сих молодых людей разбудил в ней
надежду на чаевые. Правда, заказ ее явно обескуражил спартанской простотой – но
она без скрипа приперла две бутылочки пива и разочарованно удалилась. Стаканы
были, в общем, чистые, бывало и хужее...
– И что дальше? – тихо спросил Мазур.
– Подожди, попробую его высмотреть... Ага, вон он...
Мазур присмотрелся. Субъект лет шестидесяти, выглядевший
так, словно его последние пару часов крутили в стиральной машине, не сняв
предварительно одежды, сидел за хлипким столиком в гордом одиночестве, подперев
голову руками, вперив замутненный взор в наполовину опорожненную бутылку с
чем-то прозрачным так, словно, буквально приняв известную латинскую пословицу,
пытался усмотреть в сосуде некую истину. Физиономия унылая, исполненная
житейской безнадежности.
– Сейчас я его вытащу, – сказала Мэй Лань, встала
и энергично направилась к незнакомцу.
Рядом с Мазуром моментально нарисовался потасканный
здоровяк, вроде бы европейского происхождения, покачался и спросил на неплохом
английском:
– Эй, приятель, продаешь девочку?
Нравы здесь, надо полагать, были непринужденными.
– Исчезни, крокодил трипперный, – сказал Мазур, не
поворачивая головы. – Кишки на вентилятор намотаю, тварь...
– Я понял... – сговорчиво промычал верзила и
убрался, пошатываясь.
Мэй Лань, стоя над созерцателем сосуда, что-то пыталась ему
втолковать. Тот слушал, но воспринимал реальность не без труда. Ну, кажется,
дошло... Он встал и прямиком побрел к Мазуру. Плюхнувшись за его столик, уперся
мутным взором, прохрипел:
– Приветствуем вашу милость... Эх ты, не понимаешь ни
слова, мизерабль наглаженный...
Сказано это было по-русски. Мазур, не дрогнув лицом,
совершенно равнодушно восседал за столом с видом Большого Босса. Как и
надлежало по роли, вопросительно воззрился на девушку. Она торопливо пояснила
пьяному:
– Я же говорила, мистер Багрецофф, он совершенно не
понимает по-английски...
– Я с ним по-русски разговариваю, – пробурчал
мистер Багрецофф.
– Русского он тем более не понимает, откуда? Пойдемте?
Мне кажется, вы не вполне адекватны...
Багрецов поднял голову:
– Если вы мне, красавица, покажете обещанные деньги, я
тут же буду адекватен, честное слово... Пойдемте... – пробурчал он,
поднялся первым и, пошатываясь, направился к выходу.