– Да? – Голос Алисы прозвучал
издевательски. – Никакого отношения? Только за спиной у уголовного
авторитета ты информировала своего любовника Загряжского о прибытии японца, о
ходе переговоров… и ты считаешь, что братки поверят, что ты непричастна к
убийству их босса?
– Но я действительно непричастна! И ведь авторитета и
Аркадия убили вместе, значит, Аркадий к этому убийству тоже непричастен!
– Это ты расскажешь браткам, – усмехнулась
Алиса, – причем очень может быть, что тебе придется рассказывать эту
историю под пыткой. А ты знаешь, дорогуша, как они любят пытать молоденьких
девушек вроде тебя? Любят и умеют!
– Прекрати! – Теперь лицо Даши заливала мертвенная
бледность. – Прекрати! Ты просто запугиваешь меня, чтобы добиться того,
что тебе нужно!
– Проверь. – Алиса пожала плечами, изобразив на
своем лице полное равнодушие. – Иди домой и жди… телефонного звонка или
звонка в дверь. Может быть, машины, которая остановится возле тебя на улице.
Откуда я знаю, как они придут за тобой? Но в том, что
придут, можешь не сомневаться.
– А если я расскажу тебе то, что ты хочешь, – чем
это мне поможет? Ты, что ли, защитишь меня от бандитов? – Даша окинула
свою собеседницу недоверчивым взглядом.
– Зря ты так на меня смотришь, – усмехнулась
Алиса. – Между прочим, защитить тебя от бандитов вполне в моих силах. А
самое главное – в этой ситуации тебе гораздо выгоднее иметь меня союзником, чем
врагом. Вот если ты не захочешь со мной сотрудничать – твоя песенка
действительно спета. Я постараюсь довести до бандитов информацию о твоей
причастности к убийству Кабаныча.
– Кого? – удивленно переспросила Даша.
– Так звали покойного авторитета, – усмехнулась Алиса, –
и с таким человеком вел дела обожаемый тобой Аркадий. Так что ты, дорогуша, не
слишком хорошо его знала. А вот если мы с тобой договоримся и ты расскажешь мне
все, что знаешь об этой истории, я не только сохраню в тайне твое в ней
участие, но и постараюсь пустить братков по ложному следу. Поверь, я это сумею,
как никто другой.
– Вот в это я охотно поверю! – негромко
проговорила Даша и продолжила:
– Допустим, я расскажу тебе кое-что. Но, насколько я
знаю, в этом деле замешаны очень большие деньги. Японец, который тебя
интересует, – миллионер, и он обсуждал здесь очень крупную сделку, просто
огромную. Конечно, они не говорили ни о чем прямым текстом, но по намекам и
недомолвкам можно было о многом догадаться! Насколько я понимаю, ты хочешь
связаться с ним напрямую, воспользовавшись тем, что остальные участники сделки
мертвы?
– А вот это, дорогуша, тебя совершенно не должно
волновать! – Теперь уже Алиса утратила свою обычную сдержанность и
заговорила слишком громко.
– Отчего же? – ехидно возразила переводчица. –
Чужие деньги, особенно такие большие, не могут не волновать. Ты же хочешь со
мной договориться, так давай искать компромисс. Кнут ты мне уже показала,
теперь, мне кажется, пора показать пряник.
– Что ты хочешь? – настороженно спросила Алиса.
– Глупый вопрос. Чего я могу хотеть? Денег,
естественно.
– Денег? – задумчиво переспросила Алиса.
Она вынула из сумочки цветную фотографию, на которой сидели
на скамейке возле цветника двое немолодых людей. Положив эту фотографию на
стол, Алиса насмешливо посмотрела на свою собеседницу и задумчиво протянула:
– Симпатичные у тебя родители… Им бы жить да жить…
После этого она достала из той же сумочки пузырек без
этикетки, капнула из него на фотографию мутноватой жидкостью. Жидкость
запузырилась, как будто вскипев, и часть снимка, на которой были изображены
лица родителей Даши, растворилась, изъеденная кислотой.
Даша смотрела на фотографию как зачарованная.
Наконец она подняла глаза на Алису и проговорила севшим от
волнения плохо узнаваемым голосом:
– Харуми Кураками. Он прилетает через два дня.
Остановится в гостинице «Невский Палас».
* * *
Татьяна отворила калитку и пошла вперед по тропинке.
– Хаттаба успокою, – полуобернувшись, сказала она
шедшей следом Надежде Николаевне.
– Кого? – удивленно спросила та.
– А вот кого! – Татьяна потрепала выбежавшего им
навстречу с радостным лаем большого лохматого пса, в чьей внешности
проглядывали признаки самых разных пород, от овчарки до эрдельтерьера. –
Здравствуй, Хаттабушка! Это Надя, она своя, ты ее не трогай.
– На чужих очень лает, – пояснила она, – за
это и прозвали Хаттабом. Впрочем, дальше лая дело не идет.
Поднявшись на крыльцо, Татьяна распахнула дверь и крикнула:
– Павлуша, это я! Я не одна, у нас гость!
Миновав чистые сени, Надежда следом за хозяйкой вошла в
большую комнату. По стенам стояло несколько стеллажей с книгами, висели
фотографии самолетов в деревянных рамках, в каких обычно вешают фотографии
родни.
В глубине комнаты стоял большой письменный стол, на нем
светился голубой экран монитора. Около стола, полуобернувшись к двери, в
большом инвалидном кресле на колесах сидел Павел Грибов.
Увидев его, Надежда Николаевна поняла, что Павел – один из
тех людей, встречу с которыми запоминаешь на долгие годы, людей, оставляющих в
душе глубокий след.
Выразительные карие глаза на усталом удлиненном лице,
глубоко прорезанном морщинами, светились умом и добротой. И еще на его лице
отражалось перенесенное страдание, ставшее для Павла испытанием и давшее ему
горький опыт и новые силы. Надежда вспомнила услышанную где-то фразу: «Если
несчастье не убивает нас, оно делает нас сильнее».
– Это Надежда Николаевна, – представила Татьяна
гостью.
Павел улыбнулся, сделавшись сразу моложе, и подъехал к
Надежде, протягивая руку.
– Сейчас гости стали у нас редкими – благодаря вот
этому ужасному детищу прогресса, – сказал он, показывая на компьютер.
– Почему? – не поняла Надежда.
– Да очень просто: раньше сослуживцы приезжали ко мне,
чтобы обсудить ход работы, привозили свои расчеты, чертежи. А теперь – одна
секунда, и прошел обмен электронными письмами, отправлены все файлы, и ехать ко
мне незачем. А ехать-то – не ближний свет… Танюша, сообрази-ка нам
чайку! – повернулся Павел к жене. – Я знаю, там у тебя были свежие
ромовые бабы…
Надежда перехватила ласковый взгляд, каким обменялись
Грибовы, и почувствовала атмосферу этой семьи, которая мужественно несет свой
крест, еще больше сблизившись после обрушившегося на них несчастья. Татьяна,
проходя на кухню, мимоходом погладила мужа по волосам и поправила подушку,
подложенную ему под спину. В этом прикосновении было столько заботы, столько
любви, что у Надежды защемило сердце.