«Вы, господин историк из Санта-Барбары, должны знать, каким был ваш отец. Еще совсем молодого, его так и подмывало куда-то нестись, что-то совершать… Это мне еще мой дед рассказывал», — такое мнение сложилось об отце Себастьяна. Чтобы разузнать о нем побольше, он и совершил то первое свое путешествие в Филиппополь (Пловдив), будучи еще студентом и уже тогда ощущая тягу углубиться во время и пространство. Нужно быть безумием, чтобы пытаться отыскать хоть искру истины в этих россказнях оседлых задниц: пустая болтовня, мифы! Что с этим делать серьезному исследователю? Он отыскал могилу матери Сильвестра, некой Митры, и взял с собой в Санта-Барбару горсть земли с кладбища. «Нелепость это твое паломничество!» — заявила тогда Эрмина. Разобидевшись, он сунул сверток с землей в ящик стола, но не забыл о нем.
К каким же временам восходит самый первый в их роду Крест? Девять, десять веков до наступления третьего тысячелетия! Потемки времен. Себастьян ни за что не выпустит добычу из рук: чего бы это ему ни стоило, он доберется до всех документов, касающихся пребывания крестоносцев в Филиппополе. По возвращении из поездки на далекую родину он целые годы потратил на исследование путей, которыми шли крестоносцы только Первого крестового похода, прочие — сколько их там было — пришлось оставить. И вот теперь все это переплавлялось в роман.
Курсор на дисплее подведен к досье «Пути Первого крестового похода», щелк — и высвечивается карта средневековой Европы: предок Креста наверняка отправился в путь с войском Готфрида Бульонского.
[22]
Прошли Венгрию, перешли реку Саву, взяли Ниш, Софию, Филиппополь. Верные своему предводителю солдаты почти не разбредались, а бароны — лотарингские и нормандские, — как и их вилланы, ни за что не остались бы во Фракии: слишком жарко, слишком пестро, рябит в глазах. Трудно представить, что только одни Крест решил покинуть войско и осесть на чужбине. А может, предок явился сюда с войском Гуго Французского?
[23]
Вполне вероятно. Эти неграмотные варвары вызывают у Анны смех: после триумфального шествия младший брат короля Франции Филиппа I (сам король не мог возглавить крестный поход, потому как был отлучен от Церкви за расторжение брака) Гуго де Вермандуа, чей корабль потерпел крушение неподалеку от Диррахия, то бишь Дураццо, в жалком виде появляется на берегу. Алексей Комнин подбирает француза, или франка — как кому нравится, — предоставляет ему богатый стол, кров, осыпает его подарками, милостями, везет в столицу. «Не прямой дорогой, но в объезд, через Филиппополь…», — уточняет летописица. Крест вполне мог входить в число этих искателей приключений — jeez! — если только не явился в Византию с графом Тулузским — Раймондом де Сен-Жилем,
[24]
который более других приглянулся Алексею и который, однако, так и не сделался его вассалом, а лишь принес клятву верности.
Загадка не столь неразрешима, как представляется науке, все становится целесообразным для историка, чей ум нацелен на вечное, нетленное: ищущий да обрящет, откуда пошел его род. А вот пускаться в расследование, почему землепашец Каин убил своего брата пастуха Авеля, предка первого из Крестов, нужды нет. Но кем же был этот паломник ко Гробу Господню, которому пришла в голову странная мысль осесть во Фракии? Откуда он явился и с какими средневековыми переселенцами оказался там? Пуститься по его следам, вычертить его путь — только это нам и остается, пока мы еще здесь. Уже и наши собственные пути-дороги включены в карты, мерцающие на экранах, ведь и мы, считающие себя донельзя сумасбродными, чудаками, каких свет не видывал, — странники и крестоносцы лишь определенного отрезка времени, да и какие мы крестоносцы!
Когда Себастьян писал свой роман, его занимали две вещи: откуда пустились в путь войска Гуго Вермандуа и Сен-Жиля? Из каких краев были варвары, ставшие подлинной страстью Анны, — сегодня это ясно (разумеется, наряду с отцом, но, может быть, даже в большей степени, чем он, и уж в любом случае иначе). Каким голодом, отчаянием, безумием, верой были они гонимы?
Путь Сен-Жиля пролег вблизи Филиппополя; оставив позади Хорватию, провансальцы прошли Дураццо, достигли Водены и Салоник, подошли к Христуполису — современной Кавале, — и тут многие из них, отчаявшиеся либо обращенные в бегство болгарскими наемниками и печенегами Алексея, рассеялись. Может, тогда-то и добрался первый из Крестов до Филиппополя?
История донесла до нас несколько прославленных имен провансальского похода: Раймонд де Сен-Жиль из рода Валантинуа, епископ Пюи Адемар Монтёйльский,
[25]
которому Папа Урбан II доверил духовное руководство крестовым походом. Адемар и впрямь руководил, только не явно — во всяком случае, в поход он выступил без меча, оставленного в родной Оверни, а вот бесстрашному Сен-Жилю пришлось-таки выказать свою воинскую доблесть.
«Адемар со своим окружением из писцов, см. подробнее…» — вывел на экране Себастьян, наведя курсор на название «Пюи-ан-Велэ», в левой стороне карты, которую ему удавалось что ни день пополнять новыми названиями, выловленными в литературе.
Он еще не отыскал того, кого искал, но уже понимал, каков ареал его поисков и его романа: от Санта-Барбары до Филиппополя путь проляжет через Константинополь с Анной Комниной и, возможно, через Пюи-ан-Велэ. Поиск продолжается…
Когда наваливается усталость, Себастьян нервно рвет на себя створку окна, выходящего на бухту, и полной грудью вдыхает легкий ветерок. Он не выносит смрадной духоты, запаха подмышек себе подобных, пусть даже это ему только кажется. В замкнутых пространствах офисов и кабинетов всегда пахнет потом и гениталиями. Свежего воздуха! Стая бакланов облетает лагуну, слышатся радостные крики сытых пернатых хищников. Себастьяну по нраву их подобные лазерному лучу взгляды. Как бы хотелось и самому стать обладателем такого же взгляда, вспарывающего пространство и время. Им подвластны мельчайшие детали, они и его видят, когда он сидит за окном у компьютера, для них нет границ, что Санта-Барбара, что Византия. Вместе с бабочками птицы — единственные живые существа в мире, которыми можно любоваться, не слишком заблуждаясь на их счет, и никакое иное существо — ни кошка, ни собака, ни любое другое, поддающееся приручению, — не идет в сравнение. Себастьян не понимает, как можно сторониться птиц, их безруких, далеких тел. Серебристые чайки, кобчики, тростниковые луни, крачки — эти непорочные убийцы часто надают отвесно вниз, чтобы схватить рыбу или угря под обрывом, и вновь, не чувствуя за собой никакой вины, взмыть, ввысь, к берегам другого мира…