Станет ли этакий тип – из тех, что ради шутки подложат тебе
кнопку на стул или сунут зажженную спичку между пальцев ног, пока ты спишь, –
улепетывать, когда ты на этот стул сядешь или проснешься, засучив ногами?
Конечно, не станет. Иначе какой смысл во всем этом веселье?
«Я уверен, что ты где-то поблизости, – думал Алан. – Ты
хочешь досмотреть представление до конца, повеселиться от души. Разве не так,
сукин ты сын?».
Он сидел в машине и пытался представить себе человека,
способного сплести такую густую и ажурную сеть и затянуть в нее столько жертв.
Он был слишком глубоко погружен в свои размышления, чтобы заметить машину,
припаркованную по соседству, – старую, скорее старинную, но сконструированную
удивительно – длинную, гладкую, обтекаемую – похожую на некое аэродинамическое
устройство. Это был, можете не сомневаться, «такерталисман».
«Как тебе это удалось? – спрашивал мысленно Алан. – Еще на
многие вопросы тебе предстоит ответить, но на этот – немедленно. Каким образом
ты все это устроил? Как тебе удалось за кратчайший срок узнать о нас так
много?». «Брайан сказал, что мистер Гонт вообще не человек». При свете дня Алан
отбросил бы эту мысль, как отбросил предположение, что амулет Полли явление
сверхъестественное. Но теперь, в темноте, зажатый в кулак разбушевавшейся
стихией, глядя на витрину магазина, белесую как бельмо, он начинал задумываться
о том, что эта идея не лишена мрачного смысла. Он вспомнил, как приходил к
магазину, чтобы познакомиться с мистером Гонтом, вспомнил, какое странное
ощущение появилось у него, когда он прижимался лицом к стеклу витрины и
загородился с обеих сторон ладонями, чтобы не отсвечивало. Ему показалось
тогда, что за ним наблюдают, хотя в магазине не было ни души. И не просто
наблюдают, а со злобой и ненавистью. Чувство было настолько сильное, что он на
мгновение перепутал свое собственное отражение в стекле с лицом наблюдателя.
Как глубоко было тогда это чувство… как настоятельно. А
потом Алан вспомнил то, что говаривала ему бабушка, когда он был еще маленьким:
«Голос дьявола слаще меда».
«Брайам сказал…».
Каким образом мистер Гонт проник в самые глубокие тайники
Касл Рок? И почему, ради всего святого, именно Касл Рок – такого крошечного и
ничем не приметного городишки?
«…мистер Гонт вообще не человек».
Внезапно Алан резко наклонился к полу со стороны пассажирского
сидения. Он уже думал, что эта штука исчезла, вывалилась каким-нибудь образом
из машины во время долгого переезда, но пальцы его тут же натолкнулись на
жестяную округлость банки. Оказывается, она просто закатилась под сидение. Он
выудил ее оттуда, разогнулся, и знакомый внутренний голос, притихший было с
того времени, как Алан оказался в палате у Шона Раска (а может быть, он и не
смолкал, просто Алан был слишком занят другими проблемами), заверещал снова,
счастливый, что его наконец услышали.
«Эй, Алан, привет! Я тут немного задержался, ты уж извини,
но не надолго, как видишь. Что там у тебя? Банка с орешками? Нет, конечно,
всего лишь имитация, правда? Это последняя игрушка, купленная Тоддом в Обурне,
в Магазине Новинок, правильно? Банка с этикеткой орешков-ассорти совсем как
настоящая, а внутри – змея. Пружина, завернутая в хлопчатобумажную ткань. Когда
он показал ее тебе – глаза сияют, губы улыбаются, помнишь? – ты сказал: положи
эту дурацкую штуку назад. Лицо его сразу огорченно вытянулось и уголки губ
поползли вниз, но ты сделал вид, что не замечаешь, так? Ты сказал ему… Постой,
что ты ему сказал?».
– Дураки быстро расстаются с деньгами, – с тоской в голосе
напомнил самому себе Алан.
Он вертел банку в руках и вспоминал лицо Тодда. Вот что я
ему сказал.
«Ну дааа, тоооочно! – Радостно завопил голос. – Как я мог
забыть.
Хорошо, что ты мне напомнил! Хорошо, что ты напомнил нам
ОБОИМ. В тот день только Энни спасла положение и сохранила мир в семье –
попросила тебя сменить гнев на милость и разрешить Тодду купить эту игрушку.
Она сказала… ну надо же, опять забыл. Что она сказала?».
– Она сказала, что игрушка и в самом деле забавная, что Тодд
во всем повторил меня самого и что ребенком он будет всего лишь раз в жизни.
Голос Алана охрип и дрожал. У него уже глаза были на мокром
месте. Ну и что? Ну и что, в конце концов? Почему он не может позволить себе
поплакать, если знакомая боль вернулась и окутала сердце старым рваным
половиком?
«Больно, правда? – спросил голос его депрессии – виноватый,
самоистязающий – спросил с сочувствием, которое, как казалось Алану, было
насквозь фальшивым. – Так больно, как будто существуешь внутри старой песенки в
стиле кантри, повествующей об утерянной любви и погибших детях.
Когда так болит, ничего хорошего не жди. Спрячь банку
обратно в «бардачок», приятель. И забудь о ней. На следующей неделе, когда
кончится все это безумие, продашь старую машину вместе с банкой. А почему бы и
нет? Это ведь всего-навсего дешевый розыгрыш, который может прийтись по душе
ребенку и таким, как Лилэнд Гонт. Забудь о ней. Забудь…».
Алан заставил голос замолчать. До сих пор он не знал, что
способен это сделать, и теперь обрадовался, в будущем такая способность может
пригодиться… если, конечно, у него есть будущее. Он вертел в руках банку и
старался смотреть на нее не как на символ погибшего сына, а как на предмет
собственных иллюзионных опытов: волшебную палочку, цилиндр с двойным дном или
печально известный складной букет, до сих пор скрывающийся под ремешком часов.
Волшебство, чудо – разве не ради этого все усилия? Но
волшебство и чудеса тоже бывают разные. Злой волшебник не стремится вызвать у
людей восхищение и счастливый смех, он ставит своей целью превратить их в стадо
разъяренных быков – и все равно это волшебство. А какова основа всякого чуда?
Обман. Змея пяти футов длиной, состряпанная из пружины и ткани и спрятанная в
банке из-под орехов… или. Алан подумал о Полли, болезнь, которую подносят как
исцеление.
Он открыл дверь машины и вышел под проливной дождь, так и не
выпустив банки из левой руки. Теперь, справившись с первым, самым тяжелым,
приливом чувств, он с некоторым удивлением вспоминал, как противился покупке
этой игрушки. Всю свою жизнь он восхищался чудесами и будь сам ребенком, не
удержался бы от искушения купить такую змею в банке. Так почему же он не хотел,
чтобы игрушку покупал Тодд? И старался даже не замечать огорчения сына от
своего отказа. Не ревновал ли он к юности Тодда и его энтузиазму? А может быть,
разучился восхищаться простыми чудесами? Почему?
Алан не знал. Уверен был только в одном – этот трюк
понравится мистеру Гонту, и поэтому он взял банку с собой. Нагнувшись снова в
машину, Алан достал из ящика с инструментами на заднем сидении большой фонарь
и, пройдя мимо капота «такер-талисмана», так и не обратив на него внимания,
вошел под зеленый навес магазина Нужные Вещи.