Мазур отодвинулся от приоткрытой двери, достал баллончик,
снял колпачок, педантично спрятал его в набедренный карман, опустил баллон к
полу и нажал головку. Клапан, несомненно, был сконструирован так, чтобы
выходящий под давлением аэрозоль не производил ни малейшего шума, – Мазур
это еще на яхте подметил, когда Олеся на себя пшикала. Запах чувствовался лишь
первые пару секунд, да и то вблизи баллончика. Мазур зачем-то напряженно считал
про себя секунды – десять, двенадцать, пятнадцать... невесомое облачко
моментально таяло, втягиваясь в спальню... а там продолжалось энергичное
пыхтение, охи-вздохи и все еще слышался совершенно ему непонятный женский лепет
на языке, которым он не владел...
Ну вот и все, слава богу. Содержимое израсходовано
полностью. Теперь пора и уносить ноги. Для надежности Мазур еще несколько
секунд постоял, выпрямившись, глядя в комнату с холодным ожиданием
профессионала.
Сбой произошел в приятном процессе... Мужик вдруг замер в
достаточно нелепой позе – разметавшаяся холеная красотка все еще лежала
распростершись, прикрыв глаза, не чуя перемен, – закинув голову,
разразился лающим кашлем: оглушительным, надсадным, трескучим...
Вот теперь по-настоящему пора. Дело сделано. Какое-то время
дамочка не станет поднимать шума – она не полная дура, в конце концов, чтобы
воплями сзывать прислугу на помощь, пребывая в голом виде в спальне гостя.
Пройдет несколько минут, прежде чем она убедится, что дело обстоит
по-настоящему хреново... еще минут несколько потратит на лихорадочные
размышления… потом, надо полагать, улизнет к себе, и только тогда наш Ромео
позовет слуг... спец уверял, тут повсюду понатыканы кнопки для вызова
прислуги... В общем, времени для спокойного отхода вполне достаточно.
Словно бесшумный призрак, Мазур в хорошем темпе несся
обратной, уже знакомой дорогой. Проделал обратный путь гораздо быстрее, чем
добирался до спальни. Оказавшись под открытым небом, тихонько притворил за
собой дверь, постоял, слушая окружающую тишину, – и, в три прыжка
перемахнув открытое пространство, нырнул меж деревьев.
Оказавшись под сводами галереи, действовал, как
нерассуждающий механизм, не теряя ни секунды, – отключил прибор, содрал
балахон, упрятал все в мешок, вмиг затянул завязку, встал над водной гладью.
Обернулся.
Только теперь в замке обозначилось некоторое оживление – еще
далекое от настоящего переполоха. Но, в любом случае, беспутная супружница
выпускника Кембриджа уже явно успела незамеченной покинуть место преступления,
и настала пора звать на помощь. Вспыхнуло несколько окон, на всех трех этажах,
и в парочке из них промелькнули человеческие фигуры. Гостя прихватило, надо
полагать, недурственно. Ну, поделом ему, цинично подумал Мазур, нечего рот
разевать на н а ш у Ньянгаталу. Еще должен бога благодарить, что гуманные
славяне зарядили баллончик аллергической дрянью, а не боевым отравляющим
веществом или какими-нибудь особо душевредными бактериями...
Ногами вперед он прыгнул вниз, вошел в воду, как обычно, без
малейшего всплеска и, не экономя сил, поплыл к яхте – она стояла на прежнем
месте, кабельтовых в четырех от берега, достаточно ярко освещенная: мол, ничего
криминального не происходит, мы люди честные, нам скрывать нечего, плаваем в
свободной стране, в дозволенном месте...
Преодолев больше половины расстояния, он поднял над водой
лицо, присмотрелся. На фоне белоснежной надстройки виднелось синее платье –
Олеся стояла у борта, обращенного к берегу, не отрывая от него взгляда.
Уписаться можно, до чего романтично, с иронией подумал Мазур, уходя под воду.
Как в старинном романе – красотка идиллически ждет отправившегося на подвиг
рыцаря... Правда, он сильно сомневался, что сердечный трепет (если только она таковой
в данный момент испытывает) вызван исключительно тревогой за судьбу бравого
адмирала, супермена и покорителя дамских сердцов. Все, есть сильнейшие
подозрения, гораздо прозаичнее...
После успешно завершенного задания душа просила легких
шалостей – благо обстановка позволяла. Мазур, обогнув под водой яхточку с
противоположной стороны, высунулся по плечи. Незнакомца уже не было на корме,
яхта вновь казалась подобием Летучего голландца. Тишина и безмолвие.
Во мгновение ока Мазур оказался на палубе вместе с мешком –
и остался незамеченным. Хозяйственно примостив мешок под белоснежную изящную
лавочку (применять к этому субтильному сооруженьицу соответствующий морской
термин язык не поворачивался), Мазур бесшумно двинулся вперед, перешел на
другой борт. Сначала хотел подкрасться и обнять русалку со всей галантностью,
но потом передумал: как бы чего не вышло, еще, чего доброго, от шока за борт
вывалится... Громко, старательно кашлянул в кулак.
Олеся обернулась, как ужаленная, и в первый миг даже
шарахнулась, прижалась к надстройке. Шумно, облегченно вздохнула:
– Фу ты, Господи... Сердце оборвалось... Что... в с е?
– Задание родины выполнено, – сказал Мазур классическим
тоном заправского службиста, семь пар железных сапог износившего. –
Извините, что не встаю во фрунт и не отдаю честь – в голом виде получится
чистая профанация... Ага, забегали, забегали...
Превосходно было видно с борта яхты, что в замке горит уже
добрая половина окон, вспыхнули зачем-то и фонари в парке, паника
разворачивается, скоро следует ждать «скорую» с мигалками, все в ажуре...
– Вот так и работаем, – скромно сказал Мазур. –
Тихонько и чистенько...
Олеся кинулась к нему, повисла на шее и расцеловала в с е р
ь е з – крепко и долго. Увы, Мазур и теперь не питал особенных иллюзий: мало ли
какие минутные порывы, романтические нахлывы случаются у бизнес-леди,
сообразивших, что избавились от мешавшего конкурента...
Потом она смущенно отстранилась и сказала:
– Нет, но ты великолепен...
– Могем кое-что, ежели на нас благосклонно взирает
очаровательная дама... – сказал Мазур доверительно.
Олеся посмотрела на него снизу вверх, смешливо и загадочно,
спросила негромко:
– Сейчас у меня благосклонный взгляд, как по-вашему?
– Сдается мне, – сказал Мазур.
– Простите, мой рыцарь, п о к а придется удовольствоваться
только этим...
И она улыбнулась еще более загадочно. При всем своем
разностороннем житейском опыте, Мазур никогда не набирался нахальства уверять,
будто в совершенстве знает и понимает женщин, поскольку, по его твердому
убеждению, такой супермен еще не родился на белый свет. И потому даже не
пытался определить, что в ее взгляде таится – недвусмысленное обещание или
простое кокетство. В конце-то концов, влюбленные рыцари и непорочные принцессы
обитали в другой сказке, а вокруг них была самая доподлинная peaльность.
Сняв белую трубку, Олеся распорядилась:
– Пройдите у берега, как можно ближе... – звонко
защелкнула обратно в гнездо белый параллелепипед на витом шнуре, повернулась к
Мазуру: – Хочу вас, человека нового и непривычного, порадовать интересным
зрелищем. Кода-то публика из театра расходилась к своим каретам, и это
называлось «театральный разъезд». Сейчас, наверное, уместно будет говорить:
«новорусский разброд». Не в смысле «разлад», а в смысле «разбрежаться».