Я тряхнула головой и заставила себя не думать об этом: в
конце концов, это его, Стаса, дела. В каждой избушке свои погремушки.
Пока я в нерешительности терзала приоткрытую дверцу, Олев
Киви успел достать фляжку с каким-то (очевидно, достаточно крепким) спиртным и
влить в себя ее содержимое. Это придало ему дополнительные силы, и он снова
принялся увещевать меня.
— Вы должны поехать со мной.
— Должна?
— Ну, я прошу вас… Рашп!..
[9]
Олев Киви снова посмотрел на меня — и заплакал. Вполне
интернациональными слезами.
— Хорошо, — наконец-то сдалась я. Радуйся, подлец
Стасевич. Все движется именно в том русле, которое ты предварительно проложил.
Машина сорвалась с места, и я закрыла глаза: будь что будет,
не убьет же он меня, в самом деле. А все остальное, включая некоторые —
исправленные и дополненные — разделы из «Практического пособия по сексу», я уже
проходила.
* * *
Маэстро Олева Киви, дипломанта, лауреата и почетного члена
расплодившихся по всему миру Академий, принимали в Питере по высшему разряду. Я
поняла это сразу, как только наше такси оказалось под сенью Крестовского с его
чрезмерно пышными особнячками «слуг народа» и совершенно чрезмерным обилием
видеокамер слежения.
Я была слишком невразумительной шлюхой, чтобы посещать
подобные места, а другой шанс мне вряд ли представится. Так что выше голову,
Варвара Сулейменова, во всем можно найти положительные стороны.
За то время, что мы добирались до непритязательного
караван-сарая для VIP-персон, Олев Киви успел четыре раза поговорить по
мобильнику: на приличном английском, ломаном французском и совсем уж
непотребном итальянском… Последний звонок, в отличие от предыдущих, был сделан
самим Киви. Разговор шел на эстонском — на том самом эстонском, жалкие осколки
которого я тщетно пыталась забыть. Виолончелист договаривался о свидании —
возможно, романтическом: Осло, «Королева Реджина», номер 217. Потом последовало
препирательство относительно даты, и Киви и его собеседница сошлись на седьмом
июля.
Седьмое июля. Седьмое, а сегодня четвертое. Через два дня он
будет в Осло, сукин сын. А я останусь здесь — с занудой Стасом и прибавкой к
жалованью, если повезет.
Черт знает почему, но я почувствовала себя уязвленной: верх
неприличия лапать глазами одну женщину и при этом ворковать с другой. Напрочь
выбросив из головы дремовские инструкции, я закинула ногу на ногу, потянулась к
фляжке, лежащей на сиденье между нами, и сделала большой глоток.
Виски. И совсем неплохое.
Киви сунул мобильник в карман и снова уставился на меня. А
потом попросил таксиста остановиться. Я насторожилась: неужели он почуял подвох
в моих профессионально-непристойных коленях и моментально вычислил даму
полусвета? Сейчас выкинет меня из машины или, того хуже, потребует справку от
венеролога… Но ничего подобного не произошло, напротив, он сам покинул салон и
вернулся спустя пять минут с шампанским и розами — самый банальный ход, который
только можно было придумать. Шампанское я ненавидела еще со времен начала моей
трудовой деятельности в Таллине. Тогда налакавшиеся вусмерть клиенты обливали
им постели, пупки и нижнее белье, полагая (кретины!), что это очень эротично. А
розы…
Розы были слишком недолговечны, чтобы испытывать к ним
какое-то чувство. И потом, на фотографии покойная жена Киви тоже была
изображена с розой в руках.
Так что понятно, кому на самом деле предназначаются и
выпивка, и цветочки: задрав портки, Олев Киви горит желанием дважды войти в
одну и ту же реку…
— Это вам, — с придыханием сказал он и протянул
мне увесистый букет.
Ясен перец, мне; не матерому же шоферюге, в самом деле! И
шампанское тоже: придется пить его из горла, если Олев Киви заранее не запасся
фужерами.
…Никаких фужеров, естественно, не было и в помине. А
кончилось все тем, что эстонец сорвал пробку и залил пеной мое красное платье.
Я даже не успела отреагировать на эту гусарскую выходку — и все потому, что он
тотчас же приклеился ладонями к мокрой ткани, потом перешел на колени, бедра и
живот. Бессвязные извинения сменил такой же бессвязный лепет о невозможности,
нереальности всего происходящего.
Кажется, он назвал меня Аллой.
…Отрезвление пришло сразу же, как только машина остановилась
возле высокой ограды, за которой прятался от собачников, эксгибиционистов и
прочей шушеры шикарный гостиничный особняк. Киви тряхнул выцветшими волосами,
не глядя расплатился с шофером и помог мне вылезти из такси.
— Что дальше? — спросила я.
— Я испортил вам платье, — покаялся чертов
виолончелист. Это прозвучало как: «Я испортил вам вечер и собираюсь испортить
жизнь». — Я хотел бы загладить вину.
Интересно, каким способом? Наверняка старым дедовским:
неприхотливая хуторская случка под сенью футляра от виолончели. Но в конце
концов, именно за это мне и платят.
— Поднимемся ко мне. — Голос бедняги Олева слегка
подрагивал, он все еще боялся, что я развернусь и уйду, дурачок. — Вам
нужно хотя бы обсохнуть.
…Его номер располагался на третьем этаже: почти
президентские апартаменты, несколько дежурных филармонических корзин с такими
же дежурными цветами (издержки профессии), несколько дорожных баулов из дорогой
кожи (за любую из этих умопомрачительных вещиц я готова была расплатиться
натурой, не сходя с места); пачка каких-то приглашений на столе и его орудие
труда — прямо посередине комнаты.
При виде этой непомерно раздувшейся от гордости
скрипки-переростка я зябко повела плечами: наверняка Киви предложит мне
прослушать что-нибудь из его репертуара, перед тем как затащить меня в койку.
Наверняка.
Так впоследствии и произошло, но начал он не с этого.
— Хотите есть? — спросил Киви.
— Для начала я хотела бы вымыться, — залитое
шампанским платье липло к ногам и создавало определенные неудобства.
— Да-да, конечно…
Он проводил меня к дверям ванной и почтительно распахнул их
передо мной.
— Прошу. Все полотенца чистые…
К чему, к чему, а к гостиничным номерам мне было не
привыкать: я захлопнула дверь и задвинула щеколду. И пустила воду.
На то, чтобы смыть с себя страстные остатки шампанского,
ушло три минуты. Потом, проклиная все на свете, я застирала подол и облачилась
в толстый махровый халат, висевший на вешалке. Эта фирменная гостиничная
тряпица, помимо всего прочего, должна спровоцировать хобот Олева: женщина в
мужском халате — это всегда намек на интимно-доверительные отношения. И на саму
собой разумеющуюся близость.
Но когда я вернулась в гостиную в этом чертовом халате, Олев
Киви заметно огорчился.