— Когда я поняла это… Вы понимаете, что это значит — он
лежит рядом с тобой, а ты даже не можешь встать, ты даже не можешь помочь ему.
Я не могла дотянуться до телефона, чтобы позвонить. Не было никакого выхода… А
что, если он жив, он только ранен, и я теряю драгоценное время, когда его еще
можно спасти…
— А почему вы подумали, что он ранен?
— Я хотела так думать. А вы… Если бы такое произошло с
близким вам человеком? И вы бы не знали наверняка, что его… Что его нет в
живых? Вы бы стали уговаривать себя, что, может быть, случилось не самое
страшное и что все еще можно исправить.
— Да. Я понимаю вас.
Он понимал. Что-то похожее он испытывал, когда его
единственный сын Володя лежал на асфальте в колодце двора, и Пал Палыч говорил
себе: «Может быть, случилось не самое страшное и все еще можно исправить». И
даже тогда, когда он узнал правду, — он не поверил в нее. А эта девушка,
Инесса, как точно она все сформулировала. Как точно и трезво.
— Я не могла добраться до телефона. И тогда я начала
кричать.. Я уже плохо это помню. Кажется, я кричала до тех пор, пока не
появились эти парни.
— Да. Именно так все и было. Вы в состоянии все это
написать? Как вы обнаружили… Тело. Что этому предшествовало и что было потом.
— Сейчас? — Инесса с ужасом посмотрела на
Звягинцева. — Да. Это не очень хорошая идея.
— Чуть позже, — попытался реабилитироваться
Звягинцев.
Инесса не успела ответить ему. Зазвонил телефон. Звягинцев
увидел, как задрожали ее губы: долго же ей придется приходить в себя, бедняжке.
Подойдя к телефону, он снял трубку и кашлянул в нее.
— Алло!
— Пал Палыч? Это я, Иван.
— Ну что? Ты связался с городом?
— Телефон не работает. Обрыв по одной из линий из-за
снега.
— Интересно, как же мы с тобой тогда говорим?
— Это же внутренний телефон. Пал Палыч.
— Мать твою! — выругался Звягинцев и тотчас же
бросил в трубку:
— Есть же рация. Есть спутниковая связь. Соображать
надо, Иван.
— Уже.
— Что — «уже»?
— Сообразил. Связался.
— Молодец. Перевожу тебя из разряда дураков в разряд
сочувствующих. Когда они будут?
— Не знаю.
— Как это — не знаю? Ты передал им информацию?
— Конечно. Сказал, что у нас тело. Но у них тоже неприятности.
Погода. Все перевалы закрыты, метель и шквалистый ветер. Так что они не смогут
добраться даже по воздуху.
Сказали провести предварительное расследование, собрать
показания, а они будут сразу же, как только улучшатся погодные условия.
— С кем ты разговаривал?
— Не знаю. Подождите, я записал… Какой-то майор
Рахматуллин. С двумя "л".
Звягинцев повесил трубку.
Почему же все-таки он не взял отпуск?
Хотя что-то подобное можно было предположить. Уже вчера
большинство перевалов было закрыто. Этот прорвавшийся сквозь буран на этажерке
«Ми-2» сумасшедший-камикадзе, ныне, правда, покойный, — единственное
исключение. Вертолетчики не полетят сюда ни при каких условиях.
А пяти тысяч долларов, чтобы соблазнить их на безумный
коммерческий рейс, нет ни у кого в следственном управлении.
Придется самому заниматься рутинной работой — и это при его
возрасте, радикулите и полном отсутствии вкуса к такой изысканной мокрухе…
Но сначала нужно решить, что делать с девушкой. Оставлять ее
здесь и на ее же глазах заниматься осмотром тела любимого мужа — это просто
неэтично. Варварство и вандализм…
Надо же, вандализм, прицепилось же к нему это слово, а все с
подачи Запесоцкой. Да, дрянная история с этим ледяным городком. Конечно, ни в
какое сравнение с сегодняшним убийством не идет, но все равно дрянная.
А девушку нужно перевести в другое место, это точно.
Договориться с докторишкой и перевести.
Пока Звягинцев без всякого энтузиазма размышлял об этом, в
дверях возникла легкая возня.
— Что там, Радик? — спросил Звягинцев. — Соболезнующие
штурмуют дверь?
— Нет, это доктор. Впустить, что ли?
— Впусти.
Через секунду в номере оказался Артем Львович. Бросив
равнодушный взгляд на прикрытое покрывалом тело, он пожал руку Звягинцеву.
— Даже носилки прихватил? Молодец, Артем, —
похвалил сообразительного доктора Звягинцев.
— Ну, так все сообщили.
— Значит, так, оттранспортируешь барышню, устроишь ее и
вернешься сюда. Освидетельствуем труп… — Звягинцев бросил взгляд на Инессу и
понизил голос:
— Освидетельствуем.., м-м.., потерпевшего и составим
протокол.
— Опять вы со своими протоколами. Пал Палыч.
— Иначе не получится. Это же тебе не лыжные палки
украли, верно?
— Куда нести?
Звягинцев сразу же вспомнил о родственниках Инессы, которые
проживали в коттедже. Но общаться с ними, тем более с дочерью убитого, он был
не готов.
— Пока отнеси к себе. А там видно будет.
— Вы… Вы собираетесь забрать меня? — наконец-то
Инка поняла цель визита врача.
— Ну, конечно. Вам нельзя здесь оставаться.
— Нет. Я никуда не пойду.
— Конечно, не пойдете. Доставим вас на носилочках, как
китайского мандарина.
— Нет…
— Придется, барышня. Вы же сами понимаете, что
произошло…
— Я должна… — Она всхлипнула. — Я должна хотя бы
позвонить Марку и Ольге…
— Не волнуйтесь, я сам позвоню. Вызову, допрошу и все
прочее…
— Вы не поняли. Им нужно сообщить. Ольге нужно
сообщить. Ведь Игорь ее отец. Она не простит мне…
— Чего не простит?
Инесса подняла на Звягинцева огромные, полные слез глаза. у
— Что ей не сказали сразу.
— На десять минут раньше, на десять минут позже, какая
разница? Наоборот, пусть еще десять минут думает, что ничего не
произошло. — Звягинцев только сейчас понял весь цинизм своих слов.
Говорить так с новоиспеченной вдовой по меньшей мере нетактично. Хотя, с другой
стороны: она слишком молода, чтобы убиваться всю оставшуюся жизнь.
Да и на Джульетту не тянет, подводят глазки — уж слишком
очаровательные, чтобы быть не прожженными. Через месячишко-другой найдет себе
молодого жеребца с тренажерами во всех углах и думать забудет про своего бывшего
и не такого уж молодого мужа. Тем более в особую бедность она не впадет — он
наверняка много чего ей оставил, если так любил…