— Да что с тобой?
— Ничего. Ты видел, как он облизывал ее конечности? Ах,
эти крохотные больные ножки!.. Ах, моя безвинно пострадавшая девочка… «Я
упраздняю горы» — ты слышал что-нибудь подобное, Марк? Он не поговорил с нами и
трех минут… Он даже не поговорил со мной, его дочерью! Как будто бы я пустое
место…
— Ну, если бы такое произошло с тобой…
— Если бы такое произошло со мной, он бы и ухом не
повел.
— Правильно. Ухом повел бы я. Твой муж, если ты еще
помнишь.
— Да. Но он мой отец…
— Кара! — Он заглянул ей в глаза. — Не будь
ребенком.
Это нехорошая ревность. Она может завести тебя черт знает
куда.
— На что ты намекаешь, Марк? — Она настороженно
посмотрела на него.
— Во всяком случае, я рад, что ты в отличной форме. Все
прошло, да? — Он ненавязчиво напомнил ей о событиях последних дней.
— Да. Все прошло. Пойдем выпьем за прилет. Он все-таки
мой отец…
* * *
…Она напилась.
Сидя за отдельным столиком в баре, в обществе мужа, под нескончаемый
разговор об отце, который Марк даже не находил нужным пресекать, она напилась.
Напилась впервые за много лет. Безобразно, отчаянно, минуя
тихую и благостную стадию легкого опьянения и жизнеутверждающую — среднего.
Поначалу Марк еще как-то пытался контролировать процесс, но потом просто махнул
рукой.
Ольга, долгие годы принимавшая только щадящие дозы коньяка
(не больше, чем сто грамм в один час и в одни руки), теперь пила все подряд.
Марк устал подходить к стойке и заказывать новые напитки.
— А почему ты все это мне приносишь? — пьяно
хихикая, спрашивала Ольга, опорожняя очередную рюмку холодной лимонной водки.
— Потому что ты устраиваешь истерики из-за каждого
стакана.
— Ты хочешь меня напоить, да?
— Нет. Я не хочу тебя напоить. Ты сама этого хочешь.
— А ты решил мне потакать? Ты очень внимательный муж…
Ничего не скажешь… Ты хочешь сделать из меня сумасшедшую…
— Кара!
— Только учти, — Ольга погрозила ему
пальцем. — Ничего у тебя не получится! Никогда. Я здоровый человек.
Она обернулась к соседнему столику, за которым сидела
пожилая, весьма благообразная пара: шейные платки, пестрые гавайские рубахи,
уместные разве что на Карибах, и матовый блеск черепов, просвечивающих сквозь
седые волосы.
— Это мой муж! — Ольга ткнула открытой ладонью в
Марка. — Мой любящий муженек! Хочет выдать меня за шизофреничку,
страдающую раздвоением личности и подверженную психозам…
— Кара!
— Не затыкай мне рот!..
Ольга с трудом вылезла из-за столика и направилась к
невинной супружеской чете. Подсев к старику, она положила локти на стол и
заглянула ему в глаза.
— Вот вы! Вы когда-нибудь женились бы на молоденькой
сучке только потому, что у нее груди, которые автоматически наводятся на первый
попавшийся член? А?
Марк предпринял вялую попытку водрузить жену на место.
— Пошел ты! — отмахнулась Ольга. Она вдруг стала
находить странное, почти болезненное наслаждение в этом своем состоянии.
Пожалуй, стоит начать пить, и тогда тебе будет совершенно наплевать на целую
дивизию душевных расстройств.
— Вы не ответили! — донимала Ольга старика. Его
супруга наклонилась к нему и что-то шепнула на ухо.
— Больше двух говорят вслух, — радостно сообщила
Ольга. — Вы, наверное, меня осуждаете?
В прозрачных, давно утративших цвет глазах старика не
отразилось никаких эмоций.
— Осуждаете! — констатировала Ольга.
— Кара! — Марк повысил голос.
— Ich verstehe nicht <Не понимаю (нем.).>, —
промямлил старик.
— О! Я тоже так думаю, — Ольга опять захихикала и
положила руку старику на плечо.
Терпение Марка лопнуло. Он встряхнул Ольгу.
— Не нужно, кара! Они не понимают. Они иностранцы.
— Что ты говоришь!
— Ich bedaure <Я сожалею (нем.).>, — сказал
он старику, приложив руки к груди. — Идем! Нам нужно домой…
Они уже начали привлекать внимание соседних столиков — Ольге
было наплевать на это. Но, похоже, что и щепетильному Марку было на это
наплевать…
— Пойдем, кара.
— Нет. В этот склеп я не пойду… Во всяком случае,
сейчас…
Ты снова будешь пичкать меня снотворным и говорить, что я не
в себе. Я в себе, слышишь!
— Хорошо, — неожиданно легко согласился
Марк. — Если ты хочешь, посидим еще.
— Я хочу! Я хочу, слышишь!
— Только сиди спокойно. Я отлучусь ненадолго.
— К врачу, да? — Ольга жалобно рассмеялась. —
За консультацией… Что делать с буйно помешанными, да?
— Не говори глупостей…
Марк поднялся и вышел из зала. И слава богу. Можно хоть на
несколько минут остаться в одиночестве. Ольга обвела глазами окружающих:
пожалуй, в одиночестве здесь не останешься… И почему они так смотрят на нее?
Осуждают за лимонную водку? Или за текилу? Или за те ледяные скульптуры,
которые она якобы разнесла? Об этом наверняка знает весь курорт, включая
фуникулер, подъемники и вешки для слалома. Как раз те, возле которых
опрокинулась папочкина молодая жена… Вот будет забавно, если она не встанет…
Интересно, с кем тогда она будет крутить шашни? Папочка, должно быть, втайне
обрадуется — его драгоценная девочка будет принадлежать только ему…
«Почему все на меня смотрят? Может быть, они узнали о
пещере?»
Едва Ольга подумала об этом, как к горлу подступил липкий,
уже начавший забываться страх… Она же видела, видела все это. Так же реально,
как и в своем ночном кошмаре…
Только вот что было сначала — курица или яйцо, кошмар или
реальность… Не нужно ей было столько пить. Почему Марк, всегда такой
непреклонно-внимательный, позволил ей напиться? И куда он пошел?
— Тебе нехорошо?
Ольга подняла глаза. Рядом со столиком стоял Иона.
— А-а… Вот и ты! Как только исчезает старший братец,
так сразу появляется младший, в надежде на объедки с барского стола…
— Здорово же ты накачалась!
Иона присел за столик и робко коснулся ладонью ее волос.
— Не твое дело.
— А куда отчалил твой благоверный? Что-то он выбежал из
бара быстрее лани.
— Не твое дело!
— Вот что… Давай-ка я отведу тебя домой.
— О! Еще один благодетель. Это у вас семейное, да?