Видит Бог - читать онлайн книгу. Автор: Джозеф Хеллер cтр.№ 45

Но Иоав заупрямился и отвел меня в сторонку, он желал подать мне дружеский совет.

— Знаешь, Давид, — озабоченно сказал он, — с Мелхолой можно нажить кучу неприятностей. Ты вообще-то хорошо понимаешь, что делаешь?

— Мне сказали, что она любит меня.

— Ты все-таки женись лучше на Ионафане.

— А ты лучше займись краеобрезаниями, — оборвал его я.

Следующим, кто вознамерился перечить мне, оказался, и очень скоро, Асаил.

— Собирать краеобрезания штука опасная, Давид, — вполголоса предупредил меня храбрый Асаил, которому предстояло в дальнейшем принять погибель не от филистимлян, но от копья Авенира, которого он неукротимо преследовал после одного из сражений, разыгравшихся в ходе нашей долгой гражданской войны. — С ними возни не оберешься. И вообще, чья это идея? Авенирова? Обрезать филистимлян дело трудное, Давид, очень трудное дело.

— Ну, так я тебе его облегчу, — весело отозвался я. — От нас ожидают, что мы будем убивать филистимлян, а не обращать их в нашу веру. Мне было сказано, что целый хер тоже считается.

Это известие было принято на ура, а фраза «целый хер тоже считается» так и вовсе вскоре обратилась в пословицу и распространилась так же широко, как присловье насчет Саула во пророках, — после того как он связался с ними в первый раз, а потом и во второй. Когда я отдал команду перестроиться, мой небольшой отряд твердых духом бойцов отозвался восторженным буйным «ура» и рванул вперед с радостью школьников, раньше времени отпущенных с уроков, горланя для подкрепления духа развеселую попевку, которую я с ходу сочинил для этого случая, а именно:

Хэй-хом, хэй-хом,

До Гефа мы идем.

Что даст Господь

За крайню плоть?

Хэй-хом, хэй-хом!

С удовольствием вспоминаю, какое веселье вызвала эта моя смачная шуточка.

Я точно знал, где мои люди смогут отлавливать филистимлян по одному или по двое, по трое. Мы шли на Геф, спускаясь с суровых гор моей родной Иудеи к невысоким холмам, что по мере приближения к морю полого спадают к болотистым равнинам филистимским.

Первая сотня оказалась для человека, прославляемого в песнях за убийство десятков тысяч филистимлян, работой несложной. Вторая тоже свелась к детской игре. Саулу следовало получше подготовить себя к мысли, психологически то есть, что мое предприятие увенчается успехом. Возвратный поход обернулся триумфом, несколько замутненным лишь удивительными волнениями, к коим мы никак уж готовы не были. На сей раз женщины, выходя из городов с псалтирями, кимвалами и торжественными тимпанами, пели:

Саул обрезал их тысячи,

А Давид — десятки тысяч.

Кто еще явил такое геройство в начинании столь новом, кого с такой силой восхваляли женщины в песнях своих? Какой восторженный трепет прохватывал меня, когда я их слышал! Какое облегчение при мысли, что их не слышит Саул! И между тем, когда мы уже выходили из первой встреченной на пути деревушки, воздух был внезапно, ну то есть без всякого предупреждения о том, что нам предстоит испытать, разодран пронзительным воплем, и какая-то грудастая, перезрелая баба забилась в самых громких, самых жутких рыданиях, какие мне довелось когда-либо слышать. Тыча пальцем в корзину, выставленную для показа на нашей тележке, чуть ли не влезая в нее этим пальцем, она голосила:

— Ургат мертв! Умер Ургат Филистимлянин! Ургат погиб!

Гам, поднявшийся следом, описать невозможно. Прочие женщины бросились к ней, чтобы удержать и утешить ее. Две-три из них тоже скорбно завыли. Прочая публика прореагировала совсем по-другому, на физиономиях стало проступать неодобрение, грозное и несочувственное. Глаза мужчин сузились, лица потемнели, выражение оскорбленного достоинства напечатлелось на них, едва ли не воочию видно было, как мозги мужчин приходят посредством простой дедукции к гневящим выводам.

— Побить ее камнями! Камнями ее! — поднялся через минуту всеобщий крик.

— Пощадить ее! Пощадить! — возвысился другой. — Разве мало она страдает?

— Ургат Филистимлянин погиб!

— Что происходит? — поинтересовался я у единственного в поле зрения человека, похоже, оставшегося в здравом уме, — у иссохшего, белобородого старца, который, мерцая глазами, спокойно озирал эту сцену.

— Да опадет лоно ее, и наполнится живот ее соленой водой, — философически ответствовал он тоном, на удивление кротким.

— Пардон?

Старец улыбнулся и высказался несколько громче:

— Да опадет лоно ее, и наполнится живот ее соленой водой.

Мы были рады унести оттуда ноги. Однако в следующей деревне, отстоявшей от первой на одну-две мили, произошло то же самое, разве что женщин, охваченных горем, там насчиталось уже несколько дюжин. Нас снова ожидал освежительно радостный прием. Снова женщины в ярких праздничных одеждах высыпали нам навстречу с пением и плясками, мы снова услышали припев:

Саул обрезал их тысячи,

А Давид — десятки тысяч.

Снова мы шли по деревне, осыпаемые дарами в виде фиников, фиг и кунжутных булочек с медом и миндалем. И вдруг ни с того ни с сего опять поднялся тот же гребаный вой. Вновь потрясенное узнавание и вновь праздничное настроение разбилось вдребезги душераздирающим воплем, заслышались оглушительные рыдания горестной утраты, полились безутешные сетования по адресу покинувшего сей мир филистимлянина и его ни на что теперь не годного, незаменимого фаллоса. Ургат мертв — Ургат Филистимлянин погиб! Только здесь осиротелые бабы оказались в разгневанном большинстве и изрядно отделали нас ногами и кулаками, желая отмстить за смерть ненаглядного их филистимлянина. Одна из них впилась ногтями мне в лицо, украсив щеку и шею кровоточащими царапинами. Вой стоял оглушительный. Истинно говорю вам, отбиться от наших пейзанок, не прибегая к оружию, дело нелегкое.

— Какого дьявола тут творится? — возопил мой племянник Авесса, человек, обычно невозмутимый настолько, насколько это вообще возможно для живого существа.

— Перемешай их, перемешай! — проревел я в ухо Иоава, в страхе указывая на нашу полную пенисов корзину. — И прикрой чем-нибудь эту кучу!

— Перемешать долбаную кучу! — голосом еще более оглушительным передал Иоав мой приказ. — Прикрыть тележку! Тележку, тележку прикрыть! Кто из вас, матерей ваших за ноги, угробил этого Ургата?

Чудо, что мы вообще живы остались.

— Да опадет ваше лоно, и наполнится живот ваш соленой водой! — такое пожелание проорал я, унося ноги, всем женщинам этой деревни.

Тележку мы накрыли, территории филистимлян отодвигались все дальше и дальше, и розы, розы осыпали нас на всем нашем пути, шедшем от одного победного празднества к другому, пока мы не вернулись в Гиву и я не пересчитал добытые нами краеобрезания — две сотни трофеев принес я Саулу, который все время мрачно вглядывался в меня с лютой злобой, как будто я, выполнив его просьбу, нагло подтвердил самые мрачные из его предвидений и фантазий. Верный слову, он отдал мне в жены дочь свою Мелхолу. Он знал, сказал он, что Господь был со мной, однако тон, каким он выдавил из себя это признание, отозвался дрожью в моей спине.