— Я до того дошел, что был готов жениться на хвостатой русалке, — беззаботно отмахнулся Крид. — Хотя, знаешь ли, мальки вместо детей несколько беспокоили меня, вот это уже слишком, пожалуй… Но у Риоми замечательно красивые ножки, она человек, в остальном же волны и голоса меня не тревожат. Лучше магия, чем чешуя.
Роул замер с поднятой вилкой. Семейное счастье друга представилось ему очень живо. Три сотни мелких юрких рыбешек и приятель, пытающийся их сосчитать и воспитать.
— Мы бы в один нерест решили проблему недостатка численности сиринов, — мечтательно вздохнул островитянин.
— Убью, — обиделся Крид. Задумался, глядя на жалкие остатки мяса, и уточнил: — В полдень, после завтрака, никак не раньше.
После завтрака убивать Роула оказалось некогда. Княгиня Лидия твердо решила ехать с семьей в Дильш и, как знали по опыту домашние, возражать госпоже Тэль-Коста-Дарг, пребывающей в сосредоточенном до отрешенности состоянии приготовления к путешествию, бесполезно. Она просто не слышала всего, что не вписывалось в рамки принятого решения. Мирош некоторое время ходил за женой по комнатам и уговаривал, но потом махнул рукой. Ему оказалось непосильно следить, как нарастает суета, как мечутся служанки с ворохами одежды, как басом рычит на нерасторопных величественная Марта, а подхалим Негодяй огрызается на всех врагов хозяйки… Вот в пятый раз собирают сундуки с необходимыми мелочами, под ними прогибаются полы. Вдруг выясняется, что следует срочно сменить подушки в каретах, а люди на кухне уже выбились из сил, готовя скромные дорожные припасы в расчете, вероятно, на весь королевский флот…
Риоми в общем безобразии не участвовала. Лошадь она прежде видела, даже дважды. Их на островах очень мало, такая роскошь доступна лишь самым состоятельным таорам. Впервые Риоми заметила коня во время большого выхода свиты газура, еще совсем девочкой. Издали, само собой. А вот во второй раз…
Храм держит небольшую конюшню для сирен, детей готовят к предстоящей работе на северном берегу. Три года назад, когда голубоглазая была еще здорова, она упросила подружку Онэи тайком сплавать на соседний с Гоотро остров, чтобы навестить брата: у него первый день рождения не в семье. Онэи сперва возражала, помня строгий запрет араави, но позже сдалась — куда ей было деваться, мягкосердечной. Вызвала своего бессменного стража Уло, тяжело вздохнувшего при мысли о неминуемом наказании и смолчавшего. Страж не спорил с юной сиреной, зная, как редко та по-настоящему радуется. Вечером беглецы сели в маленькую лодку, и Уло со всей поспешностью погнал ее по тихой воде.
Брат обрадовался, наставники школы возмутились. Отправили известие владыке и, сокрушенно разводя руками при виде наполненных слезами голубых глаз, разрешили до прибытия араави осмотреть замок вместе с братом. Опытная вымогательница кивнула, быстренько смахнула с лица сырость, а заодно фальшивое отчаяние — и взялась за дело. Пока папа Эраи добирался до острова, замок был обследован до последнего камешка в подвале. Лошадей Риоми нашла восхитительными, накормила сладким тростником и с трудом покинула ради прочих чудес.
Прибывший араави хмуро изучил личико, наспех залитое новыми слезами. Спросил, удалось ли найти в подвалах хоть один клад, получил отрицательный ответ. Плохо, ведь по ее милости Уло теперь не видать жалованья еще шесть лет вместо четырех. Он уже готов был изменить правила ради юноши, достойного награды. Теперь отменит решение. Нет и еще раз нет, просить бесполезно! Стражи должны понимать, где кончаются капризы и начинаются проблемы. Увы, это была последняя поездка по воде, очень скоро глубины позвали сирина и выходить на берег сделалось невозможно.
Всю эту историю Риоми рассказала зевающему без передышки Криду еще по дороге на конюшню. Она посетила комнату принца до рассвета, усердно полила его высочество водой, выслушала вопли, без тени огорчения пожелала расти и учиться вежливости. Девушка уселась у окна кабинета, рассматривая двор, терпеливо дождалась, пока сонный грубиян оденется и выйдет к ней из спальни, и потребовала показать настоящую живую лошадь. Потому что ехать в далекий город надо на конях, а она не умеет. Но за день обязательно научится. Крид приготовил десяток умных возражений, подошел, начал излагать первое. Запнулся.
— Что еще? — капризно тряхнула головой Риоми.
— Утонул, — мрачно выдохнул тот. — Глазищи у тебя, Сказка, не допускают возражений. Только учти, лошади крупные и сильные, вдруг они тебя обидят? Может, все-таки поедешь в карете, как тихоня и благородная госпожа… ладно, прекращаю барахтаться, иду ко дну.
— К конюшне, — поправила русалка и добавила сердито: — Мне послушный Крид не нравится. Хочешь, еще разок полью на макушку? Или зажмурюсь.
Крид потряс головой, сгоняя брызги и отказываясь от нового полива. Критически изучил костюм упрямой русалки, вполне подходящий для верховой езды, кстати. Она разбудила Дину и попросила помочь с одеждой? Надо же, и эту удалось переспорить, да еще в такую немыслимую рань!
Лошади восприняли неурочный визит спокойно. Лишь гнедой Крида обрадовался, приметив любимого хозяина, даже развернулся в стойле мордой к входу. Конюхов-то он обычно встречал иначе, тем более незнакомых. При виде неизвестной особы рядом с принцем гнедой шало задрал голову и всхрапнул. Это он-то «коняка»? Ах, еще и «милая лошадка»?
— Хоро-ошая, весе-елая, до-обрая, послу-ушная, — добавила Риоми нараспев, охотно увеличивая число гласных…
Гнедой выслушал с интересом. Конечно, не лошадка и не коняка, а боевой конь, но в остальном-то правильно.
— Коняку я беру себе, — сообщила девушка. — О, Нигош. Хорошее имя, и гривы у нас одного цвета.
Крид замер, гнедой перестал грызть перекладину. Оба попытались переварить новость, а умница Риоми уже нашла седло, узду, потник — благо в большой конюшне их хранят в особом месте, с указанием клички коня на табличке. Вот она и прочитала. Принесла, вручила тяжелое седло Криду, отодвинула запор и поманила коня пальчиком.
Нигош обреченно вздохнул и вышел в коридор. Обнаружил в руке новой хозяйки пучок вялого тростника: захватила с собой с островов, вот какая предусмотрительная. Теперь она точно знает, тростник — лакомство, годящееся для северных лошадей.
— Мне Роул рассказывал, как седлать, как чистить, как кататься, — пояснила Риоми, старательно дергая ремень подпруги. — И Боу говорил. На словах я все знаю. Нигош, пойдем. Ты должен учить меня. Я тебя назначаю своим хранителем, понял? У мамы был коняка. Старый седой Коор. А ты еще лучше, потому что ты — мой.
Гнедой попытался позорно укрыться от высокой чести в стойле, но был изловлен за хвост, осмеян и выведен в серый туман предрассветного утра. Крид наконец проснулся и торопливо кинул седло на спину рослого серого, выбранного наугад. Того самого Растоша, которого маленький конюх оберегал еще в прошлой жизни, когда ничего не было известно ни о заговоре, ни о неизбежной войне, ни о Риоми…
Кстати, где она?
Крид вздрогнул, торопливо выбрался во двор. Риоми никуда не делась, разговаривает с гнедым. Принц запоздало сообразил: эту девушку животные понимают лучше, чем прочих людей, она ведь сирин. Дельфины восемь дней сопровождали по морю, передавая с плавников на плавники соседним группам, чтобы не пострадала ненароком. Потому что выздоравливающая купалась, не думая о глубине, акулах и прочих чудовищах, словно ей и не снились три года кошмары. Твердила про осьминога, замеченного в глубине и очень красивого. Упрямая.