Не было смысла нажимать именно сейчас. Будет еще время
поболтать с месье импрессарио по душам. Пусть уверяет кого-нибудь другого, что
он понятия не имеет о криминальном народе, подвизаясь при кабаке «Золото Шантары»…
– У вас телефон с определителем номера? – спросила
она.
– Не-ет, – судя по лицу Роберта, он отчаянно
пытался просечь возможный подвох. – Зачем мне? Обыкновенный у меня
телефон…
– У горничной были ключи от квартиры?
– Да, вроде да…
– А у кого еще?
– Не знаю, правда…
Никчемушные были вопросы, если подумать. Все равно бытие
покойной еще долго будут раскладывать по полочкам спецы, а начальству в лице
Даши, естественно, явят подробнейшее изложение трудов праведных… Но чем-то же
надо себя занять?
«Значит, Мерилин Монро…», – протянула она про себя.
Встала и сняла с полки толстый том, именовавшийся соответственно: «Богиня».
Раскрыла наугад: «По свидетельству его семьи, Хронек до самой своей смерти
считал, что мафия имела прямое отношение к событиям, сопутствовавшим кончине
Мерилин Монро».
Нет уж, в нашем случае придется отказаться от столь
заманчивой версии – хотя бы из уважения к теории вероятности. Дубликат, как он
ни стремился походить на оригинал, не смог бы в точности повторить жизнь и
смерть кумира. У нас и дома пониже, и асфальт пожиже, господа…
– Вот что, я эту книжку… – замолчала и обернулась
в сторону распахнувшейся двери.
Ее водитель, влетевший не столько с деловым, сколько с
ошарашенным видом, все же нашел достаточно смекалки, чтобы при виде
постороннего, сиречь Роберта, не орать во весь голос. Отрапортовал: «Товарищ
майор, сообщение…», – а остальное старательно прошептал Даше на ухо.
– Дела… – сказала она тихонько. – Слава, я
лечу в контору. – И за спиной Роберта легонько взмахнула двумя вытянутыми
пальцами, одними губами проговорив: «Бабах!»
– Кого? – не выдержал Славка.
– Степаныча, – бросила она через плечо. –
Разъединственного, соколика…
Глава 3
Кавалергарда век недолог…
Голову можно прозакладывать, их с Воловиковым «срисовали с
фаса» в три секунды. За охрану здесь отвечал народ весьма серьезный, и добрая
половина этого народа в недавнем прошлом отягощала плечи разномастными
погонами. Но никто, понятное дело, не дергался, не препятствовал, даже не
подавал виду, что засекли. Один только, широкий, как шкаф, дернулся было
преградить дорогу самой обыкновенной «Волге», дерзнувшей пристроиться рядом с
табунком иномарок, но напарник что-то моментально шепнул излишне резкому, и тот
столь же мгновенно увял.
– Хватит, – сказал Воловиков шоферу. – Здесь
останови.
С пригорочка кладбище Кагалык открывалось, как на ладони:
справа – скромненький район, советских времен, где самым роскошным сооружением
был зеленый железный крест, старообрядческий, украшенный финтифлюшками из
мастерски гнутого прутка. Левее располагался «новострой» – от простеньких
мраморных плит до вычурных сооружений, среди коих особенно выделялась довольно
точная копия Тадж-Махала из розового камня, высотой метра в три. Мавзолей этот
имел сомнительную честь возвышаться над бренным прахом Чимбри Шэркано, правой
руки цыганского барона Басалая. Бедолага Чимбря в прошлом году скончался от
естественной для наркоторговца хвори – передозировки свинца, неожиданно и
громогласно введенного в организм из трех стволов. Стволы нашли, конечно,
валялись тут же, а вот те, кто их бросил, растворились в воздухе. В последние
годы у российского воздуха, к удивлению мировой научной общественности,
обнаружилось неизвестное корифеям физики свойство: иные человеческие организмы
в нем растворялись мгновенно и бесповоротно…
Цыганский барон собственной персоной только что прошел мимо
в окружении свиты, и взглядом не удостоив машину, где сидели Даша с
Воловиковым. Басалай определенно был погружен в непритворную печаль – как
подавляющее большинство тех, кто проходил в ворота. Какие люди шагали, скорбно
потупя взор, бог ты мой, какие люди! Те, кто и был властью в Шантарске, те, кто
все и решал. Хозяева. Особы, приближенные к хозяевам. Шестерки такого уровня,
что их и шестерками-то назвать язык не поворачивался, ибо все в мире
относительно. У ограды кладбища стояли и единственный в Шантарске «роллс-ройс»
с поэтическим названием «Серебряная тень», и единственная в Шантарске
«ламборгини», и оба «бентли», и все четыре «феррари», «мерседесов» – что грязи.
Супердорогих шуб – стада неисчислимые. Сливок общества – море разливанное.
Вот только повод для тусовки был самый что ни на есть
печальный. И дававший тем, кто порой тратил время на самоанализ, прекрасный
случай вспомнить, что самая талантливая на Земле книга – книга Экклезиаста…
Этот мир совершенно неожиданно и без всякого со своей
стороны желания покинул господин Гордеев, Фрол Степанович, более известный как
Фрол и Степаныч, овеянный, как уж водится, жутковатой славой «черный
губернатор» Шантарска. Владелец заводов, газет, пароходов, крестный отец,
превеликого ума человек, везунчик. Ум и везение перехлестнулись с зарядом,
эквивалентным граммам шестистам тротила, сработавшим под днищем «вольво»,
скорее всего, от радиосигнала, поданного теми, кто находился поблизости и
держал машину в прямой видимости, – очень уж чистый был взрыв, случившийся
на пустынной окраинной дороге, так что не пострадало ни одно постороннее живое
существо. Экологически чистый взрыв, можно сказать. Четверо в «вольво» погибли
мгновенно, ту жуткую обгорелую куклу, что осталась от Фрола, смог опознать один
из лучших в Шантарске дантистов благодаря собственноручно поставленному
золотому мостику, а остальных не опознали вообще, так что приходилось верить на
слово приближенным покойного, уверявшим, что в машину с боссом сели именно эти
трое. Кусок железа от вольвовского кузова, словно осколок великанского снаряда,
разнес лобовое стекло мчавшейся следом машины с охраной, начисто снес голову
«волкодаву» рядом с шофером и насмерть поразил второго, на заднем сиденье, так
что в заголовке уголовного дела об убийстве значилось шесть фамилий. И можно
было биться об заклад на какие угодно суммы, что дело уйдет в архив
нераскрытым. Все в уголовке это прекрасно понимали – нахлебались прецедентов
досыта, тут не обязательно быть Мегрэ…
Но главное, головная боль была порождена не поганеньким
чувством профессионального бессилия, а кое-чем иным. Мгновенно образовавшимся
вакуумом. Есть нечто общее меж президентским креслом и капитанским мостиком
пиратского корабля – и злат трон, и каюта предводителя пиратов недолго остаются
пустыми. Тут же, как из-под земли, вырастает толпа желающих согреть седалищем
захолодевшее сиденье, а методы, честно говоря, в обоих случаях крайне схожи.
Честное слово. Особо циничные субъекты имеют нахальство утверждать даже, что
полосующие друг друга абордажными тесаками пираты объективно причинят меньше
вреда, чем поцапавшийся с родным парламентом президент или король.