– Эдик! – толкнула она мужа локтем. – Хватит
притворяться, все равно у тебя ничего не получается.
– Почему не получается? – повернулся к ней Эдик.
– Потому что. Ты чего не спишь, спрашиваю?
– Не могу заснуть, – признался Эдик, усаживаясь на
кровати. – Только задремлю, и… – он запнулся, – мертвая Илона
начинает сниться. Понимаешь, ерунда какая?
– Господи, бедняжка мой! – Наташа обняла мужа и
прижалась к нему. – Давай я тебе массаж сделаю, хочешь?
– Наташа, ты что? Какой массаж? В нашем доме вчера
человека убили! Просто пришли и убили! А ты мне массаж предлагаешь сделать!
Наташа покачала головой, с жалостью глядя на Эдика.
«Правильно говорят, что женщины более устойчивы к стрессу, чем мужчины, –
пришло ей в голову. – Достаточно на Эдика посмотреть и на его маму».
– Солнышко мое, – вкрадчиво заговорила она, –
а кроме массажа еще на что-нибудь есть запреты?
– В каком смысле? – не понял Эдик.
– Ну, например, на секс. Ведь мы с тобой не можем
сейчас заняться любовью, правда? Я думаю, должно пройти не меньше месяца, чтобы
мы смогли… Да?
– Наташа, ну зачем ты так извращаешь? – рассердился
Эдик. – Я тебе на полном серьезе говорю, а ты…
– Так ведь и я на полном серьезе! – перебила его
Наташа. – Я полностью принимаю твою точку зрения. С этого момента –
никакого секса следующие тридцать дней.
Эдик обернулся и взглянул на жену. Наташа сидела на кровати,
и через кружево сорочки просвечивала соблазнительная нежная грудь. Глаза у нее
после сна были слегка раскосые, и Эдику вспомнились рассказы о юных девочках из
северных племен, которых предлагают гостю, чтобы он лишил их девственности. Его
те рассказы всегда приводили в такое состояние… в такое неописуемое состояние…
В общем, в такое, от которого он краснел. Наташа с ее черными волосами, с
бледным, совсем юным личиком, с маленькой полоской от подушки, отпечатавшейся
на нежной щеке, вызвала в нем прилив столь сильного желания, какого он сам от
себя не ожидал.
Все время, пока Эдик изучал ее, Наташа смотрела на него
невинными глазами. Наконец протянула:
– Можно я тебя поцелую один-единственный раз? А после…
В общем, месяц, договорились?
Она потянулась к Эдику, тонкая бретелька свалилась с плеча,
открыв грудь, и Эдик, потеряв голову, прижался к этой ароматной груди, забыв
обо всем.
Через двадцать минут он лежал на постели, мурлыкая от
удовольствия, пока Наташа разминала ему шею и плечи.
– Милый, по-моему, мы с тобой две аморальные
личности, – шепнула Наташа ему на ухо. – Особенно ты. Как же можно…
вот такими вещами заниматься и в такое время!
– А ты все специально сделала! – пропыхтел Эдик,
уткнувшись носом в подушку.
– Конечно, специально, – легко согласилась
Наташа. – Потому что хочу тебя все время, независимо от того, что
происходит – умирает кто-то, или рождается, или снег идет на улице, или град.
На наши с тобой отношения ничто постороннее совершенно не должно влиять.
Эдик лежал, не отвечая, и она с тревогой подумала, что он
сейчас встанет. Через пару минут он повернулся на живот и спросил:
– А про то, что ты меня всегда хочешь, – это
правда? Или так, для красного словца?
Секунду Наташа смотрела на него, а потом расхохоталась так
заразительно, что и Эдик захохотал вместе с ней. Они опять повалились на
кровать и стали возиться, как два щенка. Когда Эдик через три часа смотрел на
себя в зеркало, умываясь, он видел совершенно счастливого человека.
Завтрак проходил в молчании. Время от времени появлялась
Ольга Степановна, озабоченно спрашивала, не добавить ли тостов и не сварить ли
кофе, но все только качали головами. В конце концов Ольга Степановна,
всхлипнув, исчезла на кухне, а семейство Гольц продолжало завтракать.
Сегодня за столом сидел и Мальчик Жора. Наташа как раз
пыталась понять, для чего Евгения Генриховна пригласила его, когда госпожа
Гольц заговорила.
– Я хочу, – без предисловия начала она, –
чтобы с нынешнего дня в доме закрывались все двери. Это понятно? Ольга
Степановна! – повысила она голос. – Ты слышишь, что я говорю?
– Нет, Женечка, не слышу.
Ольга Степановна появилась в дверях столовой, и Наташа
заметила, что сегодня ее седые завитки не уложены, как обычно, вокруг головы, а
убраны в неряшливый хвост. Глаза у «метрдотеля» были опухшие.
– А ты сядь с нами, – предложила Евгения
Генриховна почти ласково, но Ольга Степановна ее ласковости почему-то
совершенно не обрадовалась. – И послушай, что я говорю. Мальчик Жора
слушает, и ты послушай.
Ольга Степановна безропотно опустилась на стул рядом с
секретарем и уставилась на скатерть.
– Так вот, по поводу дверей, – продолжила Евгения
Генриховна. – Отныне все двери, разумеется, нужно закрывать. Мальчик, реши
вопрос по поводу камер. Я хочу, чтобы их установили везде, по всему периметру
дома.
– Давно пора, я тебе сто лет про них говорил… –
начал было Игорь Сергеевич, но наткнулся на взгляд сестры и осекся.
– Я хочу, чтобы каждый из вас понял: Затрава очень
опасен. Этот человек не остановится ни перед чем, поэтому каждый из вас должен
принять свои меры предосторожности. Разумеется, прокуратура расследует
преступление, но на наши правоохранительные органы у меня надежды мало,
откровенно говоря. Наташа, старайтесь не ходить одна. Ты, Эдик, пожалуйста,
договорись с охраной своего банка.
– Мама! – страдальчески поднял глаза к потолку
Эдик. – Ну о чем я с ними договорюсь?
– Поставь их в известность о ситуации, – не
терпящим возражений голосом приказала Евгения Генриховна, – а дальше уже
не твое дело. Так… Алла, когда закрывается твоя галерея?
– Наверное, через месяц, – протянула Алла
Дмитриевна. – А что?
– То, что тебе предпочтительнее посидеть пока дома.
Возьми отпуск или больничный.
Внезапно раздался хрипловатый голос Боброва:
– Знаешь, Женечка, я думаю, что Алле ничего брать не
надо. Давай не будем паниковать и переходить на осадное положение. Вполне
возможно, что Алле даже безопаснее будет находиться пока на работе, а не… не
дома. Так что ты… ты не паникуй раньше времени.
Наташа посмотрела на свекровь и подумала, что меньше всего к
той применимо слово «паниковать». Госпожа Гольц, подняв брови, посмотрела на
Аллу Дмитриевну, но та сидела, уставившись в скатерть. Точь-в-точь, как Ольга
Степановна. И тогда Евгения Генриховна перевела взгляд на брата. Господин Бобров
постарался сделать вид невозмутимый, но у него не очень хорошо получилось.
– Игорь, – голос Евгении Генриховны звучал
дружелюбно, но Наташу чуть не передернуло, – скажи мне, пожалуйста: ты
знаешь что-то, чего не знаю я?