Комната была пустой. Собственно, этого и следовало ожидать.
Но какое-то неопределимое внутреннее чувство заставило женщину подойти к окну и
внимательно осмотреть сад. Никого. Ни старика, ни даже прохожих за оградой не
было. Ольга Степановна глубоко вздохнула и повернулась. В ближнем кресле,
повернутом к окну, лежала Илона, подвернув ноги под себя, а на шее у нее
вздулась багровая полоса с таким синеватым оттенком, какой бывал много лет
назад у советских куриц. Эти куриные тушки с неожиданной четкостью встали перед
глазами Ольги Степановны, заслонив на секунду лицо девушки с отвалившейся
челюстью и высунутым неправдоподобно далеко сиреневым языком.
Мертвая Илона смотрела куда-то на гардины, и Ольга Степановна
чуть не обернулась, чтобы посмотреть туда же. Остановило ее что-то, валявшееся
на полу у кресла и приковавшее ее взгляд. Пряди черных обстриженных волос
Илоны, а на них – ножницы. Ольга Степановна перевела взгляд на труп, заметила
криво искромсанные волосы вокруг лица и дико закричала.
Звонок застал Макара, когда он возвращался к машине.
Растерянно захлопав себя по карманам, Илюшин тихонько выругался – он думал, что
здесь мобильник уже не будет работать, вот и спрятал его черт знает куда.
Неизвестный названивал долго и упорно. Наконец Макар нащупал телефон и прижал
его к уху.
– Да, я слушаю.
Пауза.
– Господин Илюшин?
– Да, я. С кем я разговариваю?
– Это Евгения Генриховна. Господин Илюшин, мне нужна
ваша помощь.
Вот так. Без предисловия, без «как ваше здоровье?». Впрочем,
деловая женщина, что с нее взять.
– Чем я могу помочь? – вежливо поинтересовался
Макар.
– В моем доме произошло убийство. Два часа назад.
Макар охнул про себя и тут же собрался с мыслями.
– Кого убили? – быстро спросил он.
– Илону, мою помощницу по дому. Ее задушили и оставили
тело в гостиной.
Макар тут же вспомнил высокую черноволосую девушку, при
встрече зазывно махнувшую было в его сторону тощеватым бедром, но быстро
оценившую, что с ним ей ловить нечего. Он еще тогда подумал, что девушке лучше
убирать волосы в прическу – они ей явно мешали. Интересно, что голос у Евгении
Генриховны почти не изменился – непохоже, что она волнуется. Сильная женщина.
– Вы вызвали милицию, я надеюсь?
– Разумеется. Она сейчас в доме. Излишне объяснять, что
я не рассчитываю на профессионализм ее сотрудников. И не думаю, что они
раскроют преступление.
– А вам нужно, чтобы преступление было раскрыто? –
не удержался Макар. И пожалел о своем вопросе – телефон вполне может
прослушиваться, даже если госпожа Гольц звонит с сотового. Да и вопрос неумный.
Евгения Генриховна помолчала секунду – Макар услышал в
трубке тихий скрип открываемой двери – и негромко, но очень резко сказала:
– Мне нужно, чтобы вы нашли убийцу.
– То есть вы хотите, чтобы я вернулся? – ответил
Макар вопросом на вопрос. – Вы хотите, чтобы я прервал выполнение своего
задания?
В трубке повисло молчание, на сей раз куда более долгое. В
конце концов госпожа Гольц приняла решение:
– Нет, не хочу. Но я прошу вас помочь. В любом случае –
вы же детектив.
«А вот это очень по-женски, – усмехнулся Макар. –
Действительно, я же детектив. Правда, нахожусь за тысячу километров от места
преступления, но все-таки…»
– Евгения Генриховна, – проникновенно сказал
он. – Помочь вам я сейчас могу только одним: посоветовать другого хорошего
детектива. Все остальные варианты требуют моего присутствия. Если вы хотите, я
тотчас развернусь и поеду в Питер. Если нет, то запишите телефон Сергея
Бабкина. Он в Москве. Вот все, чем я могу вам помочь. Хочу предупредить: если
вы выберете Сергея, то больше не обращайтесь ко мне за помощью в данном вопросе
– вмешиваться я не буду. Я занимаюсь тем, чем занимаюсь, и ничем другим. Что вы
выбираете?
– Диктуйте телефон, – не раздумывая, ответила
Евгения Генриховна. – И будьте любезны, позвоните вашему другу,
предупредите его.
Через пять минут, поговорив с Бабкиным, Макар уселся в
машину и начал, по выражению Сергея, «морщить извилины». Любопытно, любопытно.
Может статься, что убийство вообще не имеет отношения к исчезновению девушки –
даже скорее всего, что не имеет, но может быть и наоборот. В любом случае, пока
известна только личность убитой. В отличие от той несчастной, которая
похоронена под простым деревянным крестом около деревенской церкви. Правда,
рассказ батюшки кое-что прояснил, но не все. В частности, самого главного – где
Элина Гольц. Но Макар уже был уверен, что дорога Элины закончилась не здесь.
Он завел машину, посмотрел на карту и тронулся с места.
Через пять минут в зеркале перед его глазами отражался только позолоченный
крест, но скоро исчез и он.
Сидеть в кресле Сергею было неудобно, но он не показывал
виду. Он вообще не любил кресла, особенно такие мягкие, предпочитая
устраиваться на полу, но позволить себе расположиться на ковре в чужой гостиной
не мог. Интересно было наблюдать за реакцией людей, стоящих в комнате, –
никто из них не садился. Тело уже увезли, милиция уехала час назад, никого,
разумеется, не задержав, и теперь у Сергея была, как выразилась Евгения
Генриховна Гольц, полная свобода действий. Возникал один закономерный вопрос –
как ей распоряжаться, этой свободой.
Бабкин еще раз оглядел людей в комнате – ему нравилось
почему-то называть их персонажами. Итак, персонажи… Три дамочки разного
возраста, из которых одна, самая старшая, потихоньку утирает глаза платочком,
вторая нервно теребит рыжий локон, а третья, с бледным взволнованным лицом, к
чему-то прислушивается. У мамы Бабкина была своя классификация всех особ
женского пола, и сейчас он без труда определил видовую принадлежность каждой из
присутствующих. Утирающая глаза платочком – безусловно, «хозяюшка». Рыжая
бледная кобылка – «стерва рациональная». Маленькая брюнеточка с лохматой
гривкой – «замухрышка».
Теперь с мужиками. Евгения Генриховна успела познакомить
Сергея со своим сыном, Эдуардом, но сейчас того не было в комнате. Впрочем,
даже если бы и был… По своему опыту Бабкин знал, насколько непредсказуемыми
могут оказываться такие бесцветные, неплохо зарабатывающие мужики, воспитанные
сильной и успешной мамой. Про Эдуарда Гольца он слышал еще от Макара, но тот о
нем собственного мнения составить не успел. «Ну что ж, и мы не будем
торопиться», – решил Сергей и перевел взгляд на вальяжного мужчину в
замшевом коричневом пиджаке. «Ага, брат Евгении Генриховны, по совместительству
муж рациональной стервочки. Пожалуй, самый собранный из всех присутствующих. И
стоит в такой позе… ненапряженной, и к супруге со словами утешения не
подходит». Только Сергей это подумал, как рыжая дамочка, нервно мотнув головой,
подошла к супругу и негромко сказала что-то. Тот не отозвался. Дамочка
повторила, наклонившись к мужу поближе, и тогда тот ответил. Что именно,
Бабкин, конечно же, не расслышал, но зато увидел, как женщина дернулась и резко
отошла от мужа. Постояла секунду, словно в нерешительности, и вышла из
гостиной. Бабкин бросил взгляд вокруг себя, но никто не обратил внимания на то,
что произошло: все стояли, задумавшись, по разным углам комнаты и со стороны
представляли собой довольно занимательную скульптурную группу. А вот еще фигура
– темноволосый парень лет тридцати, «смесь Джеймса Бонда и жиголо», как
определил его для себя Бабкин. С него он и решил начать.