В дверь постучали, и вошел Мальчик Жора. Костюм, галстук,
гладко зачесанные назад волосы – типичный молодой человек из хорошей семьи с
традициями.
– Евгения Генриховна, к вам господин Илюшин. Примете?
– Знаешь, Мальчик, иногда ты напоминаешь мне
дворецкого, – усмехнулась Евгения Генриховна. Достала из ящика стола
какие-то документы, разложила их на столе.
– Вы мне льстите. Так что, пустить?
– Зачем спрашивать глупости? Разумеется, пустить. Или
он зря ехал из Москвы? И перестань корчить из себя шута. Ты недостаточно
убедителен.
Мальчик Жора слегка поклонился, так, что было неясно,
иронизирует он или исполняет свою роль всерьез, и вышел из комнаты. Через пару
минут дверь снова открылась, и вошел молодой светловолосый парень.
Евгения Генриховна смерила его оценивающим взглядом, сделав
для себя первые выводы. Двадцать три – двадцать четыре года, спокойный,
амбициозный. Пожалуй, неглупый, что нынче редкость среди молодых людей. Вопрос
в том, насколько он окажется лучше предыдущих…
– Добрый день, Евгения Генриховна, – вежливо
поздоровался вошедший. – Я прошел сканирование?
– Сканирование? – В первый момент она не поняла, о
чем он говорит, а потом снова усмехнулась. – Пока я не определилась. Итак,
вы…
– Макар Андреевич. Илюшин.
– У вас весьма своеобразное имя, Макар Андреевич.
Рискну предположить, что вас дразнили в школе. Присаживайтесь.
Парень со странным для нынешнего времени именем Макар прошел
к столу и уселся на мягкий стул. Задумался на секунду, потом улыбнулся открыто
и очень обаятельно.
– Видите ли, Евгения Генриховна, так только кажется на
первый взгляд. На самом же деле гораздо проще придумать обидную дразнилку к
самому обычному имени, например Максим. Или, еще того хуже, Стас. Особенно в
наше время, насыщенное, несмотря на внешнюю терпимость к альтернативной
сексуальной направленности, нецензурными словами, характеризующими эту самую
направленность.
Евгения Генриховна прищурилась.
– Так вот, – неторопливо продолжил Макар
Андреевич, – придумать рифму, да еще и обидную, да еще и короткую, к моему
имени достаточно сложно. Если вы попробуете, то сами убедитесь. Поэтому
остается безобидное «Макар гонял телят», а также сокращение «Мак». Вот и все.
Притом что само имя привлекает внимание и вызывает усмешку.
– Ну что ж, очень интересно и неожиданно…
– Но вы, разумеется, пригласили меня из Москвы не для
этого, – закончил за Евгению Генриховну молодой человек.
– Совершенно верно. Я хочу, чтобы вы разыскали мою
дочь. Вот здесь, – она подвинула к нему бумаги, – результаты ваших
предшественников. Фотография. И еще кое-что, потом посмотрите.
– Так, значит, я все-таки прошел тестирование. –
Он не спрашивал, а уточнял.
– Да. По поводу оплаты…
Парень поднял руку, и Евгения Генриховна замолчала.
– Минуточку, госпожа Гольц. Я рад, что соответствую
вашим ожиданиям, но пока не уверен, что вы соответствуете моим.
– Что вы имеете в виду? Я вполне платежеспособна, если…
Макар Андреевич поморщился.
– Прошу вас. Я говорю, разумеется, не об этом. Но вы
должны понимать, что я работаю с адекватными клиентами, нацеленными не на
мифический, а на объективный результат. Я задам вам несколько вопросов.
Пожалуйста, отвечайте на них честно.
Евгения Генриховна хотела сказать что-то резкое, но потом
передумала и молча кивнула.
– Если я правильно понял, ваша дочь пропала четыре года
назад?
– Да.
– Вы с ней ссорились?
– Нет. Да. Подождите, все не так просто… Мы очень
любили друг друга, но Элина… я… Наверное, я слишком давила на нее, –
словно выжимая из себя слова, проговорила Евгения Генриховна. – Она
старалась освободиться от моей опеки, доказать, что может что-то сама, без
меня.
– Она могла?
– Да. Она самостоятельно поступила в институт и хорошо
училась. Но при этом Элина… Понимаете, она разбалансированная, сама не знает,
чего хочет. Я пыталась ее направлять, но мое вмешательство становилось
причиной… разногласий.
– Вы били ее?
– Что? Нет, разумеется!
– Хорошо. Она могла уехать от вас надолго и не звонить
вам?
– Нет. Она звонила мне раз в два-три дня, иногда раз в
четыре. Но не реже. Или я звонила ей сама.
– О чем вы разговаривали?
– Ни о чем. О том, что все в порядке, что она получила
пятерку. Что Эдуард, мой старший сын, нашел себе девушку. Ну, я не знаю… О моих
делах, в конце концов.
– Госпожа Гольц… – Макар Андреевич сделал паузу и
внимательно посмотрел в черные глаза женщины, сидящей за дорогим столом. –
Госпожа Гольц, вы понимаете, что вашей дочери нет в живых?
Лицо Евгении Генриховны изменилось, ноздри раздулись. Но она
совладала с собой и произнесла почти ровным голосом:
– Моя дочь жива. Я нанимаю вас именно для того, чтобы
вы нашли ее. В каком бы состоянии и где бы она сейчас ни была, она остается
моей дочерью, и я…
– Спасибо, госпожа Гольц. – Голос посетителя
оказался неожиданно убедительным, и Евгения Генриховна умолкла на
полусло??е. – Мне жаль, но я не принимаю ваших условий. Приятно было
познакомиться. Всего доброго.
Он подвинул к ней бумаги, встал и пошел к выходу. У самых
дверей его остановил резкий голос:
– Постойте. Вернитесь.
Макар Андреевич повернулся и подошел к стулу, но не сел, а
остался стоять, держась за изогнутую спинку.
– Евгения Генриховна, – мягко начал он, первый раз
назвав женщину по имени, – я уже говорил вам о мифических целях и
реальных. Я не работаю для создания и поддержания первых.
– Почему вы считаете, что моя дочь…
– Потому что вы мне рассказали все, что надо. Элина
исчезла четыре года назад и за прошедшее время ни разу не связалась с вами. Ни
разу не поступило и требование о выкупе. А ведь она была достаточно домашняя
девочка, хоть и считала себя взрослой и умной. Она любила вас. Уважаемая
Евгения Генриховна, я работаю достаточно долго, чтобы понимать, что это значит.
Мне очень жаль. Вы можете сейчас выкинуть все мои слова из головы, а я скажу
вам, что в жизни бывают самые невероятные случаи, и на этом мы расстанемся. Или
я начну искать, кто мог убить ее четыре года назад.
Евгения Генриховна что-то тихо сказала, он даже не сразу
расслышал.
– Что, простите? – Макар Андреевич наклонился
ближе к столу.
– Это почти невозможно, – повторила она шепотом.
Лицо ее обвисло и стало совсем старым.