Старик обернулся и, игнорируя приветствие, проворчал:
– Да так, обронил кое-что, а найти не могу. Ты попусту
со мной языком-то не чеши. Да и помогать мне нечего, а то хозяйка твоя
рассердится.
– Евгения Генриховна? Почему?
– Потому что по ее хотению я сам тут все должен делать.
Ясно? – Он усмехнулся беззубым ртом. – И никто мне не помощник. Все,
хватит балаболить, мне дела делать нужно.
Наташа поняла, что ей деликатно предлагают удалиться,
попрощалась и пошла обратно. Странный старик. Очень странный. Нужно будет
спросить вечером Эдика, почему ему нельзя помогать.
После обеда Ольга Степановна сидела одна в кухне, но тут
появилась жена Эдика, и она оживилась, начала хлопотать у плиты, радуясь, что
можно отвлечься на разговор.
– А домик-то маленький уже после достроили
окончательно, лет через пять, – рассказывала она, ссыпая в кипящий бульон
мелко порезанные овощи. – Я уж и не вспомню, зачем он понадобился…
По-моему, жил там кто-то из знакомых.
– То есть его не для Сергея Кирилловича строили? –
осторожно спросила Наташа.
– Да нет, бог с вами, Наталья Ивановна, он всего лет
шесть как у Евгении Генриховны прижился.
– А откуда он вообще взялся?
Ольга Степановна помешала суп, закрыла крышкой и поднесла к
носу пучок укропа.
– Укроп хороший, свежий. А то иной раз такую траву
купишь, что просто удивление: куда весь аромат делся? Вроде и не старый, а не
пахнет почти. Может быть, обрабатывают его чем-то? – Она задумалась, потом
вспомнила: – А, так вы про нашего Сергея Кирилловича спрашивали… Не знаю я,
сказать честно, откуда он появился. Меня тогда как раз Евгения Генриховна
отдохнуть отпускала. Приехала, а домик уже занят. Спрашиваю у нее, а она только
смеется и говорит, мол, родственник. Шутит, конечно. Какой он ей родственник! Я
так полагаю, что старик – отец кого-то из одноклассниц ее бывших. Евгения
Генриховна ведь добрая душа, всем помогает.
Наташу несколько удивили ее слова о новой для нее черте
характера свекрови, но спорить она не стала.
– А где вы отдыхали, Ольга Степановна? И, пожалуйста,
называйте меня просто Наташей!
Женщина мечтательно улыбнулась.
– Ой, Наташа, отдыхала я – вы не поверите! – в
Греции. Целый месяц там прожила. Красота неописуемая: море синее, небо синее, а
между небом и морем церкви белые-белые… – Она смущенно рассмеялась. –
Я, наверное, глупо рассказываю, да?
– Что вы, что вы, мне очень интересно! Я за границей
никогда не была, только на Украине.
– Да… И море чистое: нырнешь – и дно под собой видишь,
а на нем ежи морские и всякие рыбки разноцветные. Я в спокойном месте отдыхала,
там ни дискотек никаких не было, ни баров шумных. Днем на набережную выходишь –
тихо, только море и сосны шумят…
Воспоминания Ольги Степановны прервало шипение супа,
выплеснувшегося из-под крышки на горячую плиту.
– Ах, ты ж боже мой! – Она проворно схватила
прихватку и подняла крышку, другой рукой убавляя огонь. – Вот, Наташа, что
болтовня со мной делает – все забываю! Отвлеклась – и на тебе, плиту залила.
Хорошо, Женечка не видела – вот бы она посмеялась…
– А вы давно у Евгении Генриховны работаете? –
спросила Наташа, отметив про себя «Женечку».
– Почти тринадцать лет.
– Ничего себе! Так долго!
– Да, много уже времени прошло. Евгения Генриховна
меня, можно сказать, спасла. Да вы знаете, наверное. Вам ведь Эдик рассказывал?
– Нет, не рассказывал, – покачала головой
удивленная Наташа. – Как это – спасла?
– Да вот так. Сестра у меня была, на два года младше,
училась в одном классе с Евгенией Генриховной. Дружить они не скажу, чтобы
дружили, но дома у нас Женечка появлялась иногда, вместе с другими девочками. И
родителей наших она знала, и бабушку… Ну да не в том дело. Я после института
инженером работала, а как перестройка-то началась, нас и посокращали. Двести
человек на улице оказались: иди куда хочешь, делай что хочешь. А у сестры моей,
страшно сказать, рак нашли, и умерла она, за один год сгорела. Пыталась работу
найти, да никому я не нужна была со своим дипломом. А ведь нужно было еще
родителей кормить – на их-то пенсию особо не разъешься!
– И как же вы устроились?
– Уборщицей, Наташенька, уборщицей я пошла работать.
Сначала, знаешь, стыдно было. С высшим образованием, и полы мыть… А потом
радовалась, когда меня в магазин взяли. – Ольга Степановна рассмеялась,
вспоминая. – Крутиться весь день приходилось, зато перепадало кое-что из
продуктов, а тогда как раз время голодное было. Помнишь, как в очередях за
молоком и кефиром стояли, номера писали на руке?
– Помню, – кивнула Наташа.
– Ну вот. А я могла иногда пакетик-другой домой унести,
директор наш на такое безобразие глаза закрывал.
– А как же вы с Евгенией Генриховной встретились?
– Да она просто в наш магазин пришла, вот и вся
встреча. Узнала сразу же и говорит так строго: что ты, Ольга, тут делаешь? Как
будто я выбирать могла… А потом спрашивает: будешь у меня работать, готовить на
всю семью? Я, конечно, согласилась. Вот так и живем с тех пор.
Вечером Наташа уложила Тимофея спать пораньше – ей хотелось
поговорить с мужем. На втором этаже особняка им были отведены две комнаты –
одна для Тимоши, вторая – для них с Эдиком. У нее могла бы быть и своя комната,
но она была Наташе совершенно не нужна – вполне хватало и того, что имелось.
Детская у Тима просторная, со светлыми обоями, с окнами, выходящими, как и у
них, на улицу. Комната же Эдика, которую теперь в доме начали называть
семейной, была полностью голубой – голубые обои в мелкий цветочек, постель с
покрывалом небесного цвета, бледно-голубые шторы. Просто будуар, а не комната
холостяка. Но когда выяснилось, что дизайном занималась Евгения Генриховна,
Наташа ничего не стала переделывать, только сменила шторы на темно-желтые с голубым
геометрическим рисунком. Даже их ей не удалось выбрать в магазине: Ольга
Степановна, узнав о намерении Наташи, принесла из какой-то дальней комнаты штук
пятнадцать отрезов, и Наташа выбрала один из них. Оказалось, что в доме
регулярно меняют шторы, например, с летних на зимние. И она, Наташа, тоже
поменяет. Конечно, когда потеплее станет.
Сейчас Наташа проводила рукой по бархатистой ткани, глядя за
окно, а Эдик валялся на голубом покрывале, листая толстый журнал под названием
«Эксперт».
– Слушай, Эдик, – начала Наташа, – мне
сегодня Ольга Степановна рассказала, как твоя мама ей помогла. – Чуть не
прибавила «Я даже не ожидала», но вовремя сдержалась.
– Это когда она продавщицей в магазине работала? –
Эдик отложил журнал в сторону и потянулся до хруста в костях. – Или нет,
уборщицей. Помню, помню. Да, мама молодец, конечно. У Полесиных в семье всегда
готовить любили. Мне мама еще в детстве рассказывала, как анекдот, сколько
всего на стол выставлялось, когда школьницами они к ним домой приходили. И мама,
как увидела Ольгу Степановну, поняла, конечно, что той нужно другим делом
заниматься. Она еще тогда у меня спрашивала – брать ее к нам в дом или не
брать. Мне лет двадцать с чем-то, что ли, тогда было. И я, помнится, страшно
гордился, что она со мной решила посоветоваться.