Портрет Алтовити - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Муравьева cтр.№ 44

– Где она сейчас, Диана? – сухо спросила Ева.

Он помолчал.

– На работе, я думаю.

– Где – на работе?

– Не знаю, – пробормотал он, – не знаю. Может, в Риме, а может, в Париже. Она мне не докладывает. Но обещала к концу декабря прибыть. Сына проведать.

– Так у вас сын?

– Слава Богу, нет! Такому папаше, как я, только сына! Сын мой, Данечка, в Америке остался с моей первой женой, со своей матерью, а у Диночки свой сын есть, Сереженька. Чудесный мальчик. Все у нас – слава Богу.

– Господи, – вздохнула Ева. – Какое уж тут – «слава Богу»!

– А такое! – перебил он и дрожащей рукой поставил обратно на блюдечко недонесенную до рта чашку. – И, вы знаете, дорогая, это так и должно быть. А будет еще труднее. Я кожей чувствую. Сколько же Богу терпеть нас, людишек несчастных, вы не знаете?

– Вы что, религиозный человек?

– Ха-ха-ха! – вдруг рассмеялся он густым, рассыпчатым смехом. – А убеждали меня в чем? Мы, говорит, англосаксы, по душам не разговариваем! Ну, чья взяла? Где тут у нас англосаксы?

Она исподлобья взглянула на него.

– Да ведь это вы мне рассказываете про себя, я помалкиваю.

– Да и я не все рассказываю, – пробормотал он. – А расскажи я вам все, ух, что бы началось!

Он вдруг прикрыл глаза задрожавшими веками.

«Сейчас заснет, – испугалась она. – What shall I do? [20] »

– Арсений! Возьмите у меня, пожалуйста, денег на такси. И поезжайте домой.

– А вы представляете себе мой дом? – спросил он с закрытыми глазами. – Не представляете, да? Ну, так я вам опишу. Дома у меня, собственно, нет, потому что, когда мы с женой уезжали, я мамину квартиру, естественно, продал и столь же естественно пропил все деньги. Ну, кое-что на отъезд пошло. А потом, когда я развелся и поехал сюда, в Москву, за Диночкой, жить мне было, как вы догадываетесь, негде. Но остались друзья. Которые меня – дай им Бог здоровья – держат за большого скульптора. Может, они, кстати, и правы, вы брови-то не задирайте, вы же моих работ не видели. Ну, и выхлопотали мне подвал. Почти не отапливаемый. Под мастерскую. Где я и живу, и работаю. Зимой с рефлектором, чтобы не подохнуть, а летом с вентилятором. По той же причине.

– Много работаете?

– Приходите – покажу. Гоголя своего покажу, хотите? Я недавно Гоголя слепил, молоденького и очень старенького одновременно. По-моему, ничего получилось. Ребятам нравится. Правда, приходите. Вы к нам надолго?

– Не знаю еще, – смутилась она. – Это не от меня зависит.

– От таких красавиц ничего никогда не зависит. Тут вы меня не проведете.

Он тяжело поднялся с места. Она достала было кошелек, но он нахмурился и покачал головой.

– Не возьму, все равно ведь пропью. Начну таксисту отсчитывать и – как шарахнет: это же сколько бутылок получается?! Шиш тебе с маслом, а не деньги! Так и преступление можно совершить. Что вы думаете? Проще простого, за бутыль-то! Поеду на общественном транспорте. Премного вам благодарен, дорогая, берегите свой образ, дивный, незабвенный.

* * *

Второго января, за день до того, как доктора Груберта должны были выписать, Николь вдруг позвонили из Бостона. Хриплый женский голос сообщил, что миссис Линда Салливан находится в тяжелом критическом состоянии. Автомобильная катастрофа. Когда произошло? Вчера утром. Почему же не позвонили сразу? Звонили, ни один из ваших телефонов не отвечал. Что с ней? Множественные переломы, травма головы, ушибы. Но она жива, она будет жить? Да, мы надеемся, но у нее, к несчастью, больное сердце. Она в клинике «Бригам энд Вимэн», звонят оттуда.

– Майкл! – закричала Николь, уронив трубку. – Мать попала в автомобильную катастрофу!

Он почему-то не удивился.

– Кто это звонил?

– Из больницы.

– Ты уверена? – странно спросил он.

– Конечно! О чем ты?

– Тогда поезжай.

– А ты? – робко спросила Николь.

– Я не могу, – поколебавшись, сказал он, – нельзя же бросить отца в таком состоянии.

Все оборвалось у нее внутри. Он не может – значит, она поедет одна, вернее, полетит. Николь ужаснулась своей бесчувственности. Мать попала в автомобильную аварию, а она думает только о том, как ей оторваться от Майкла! Мать, может быть, при смерти, а она еще думает!

В самолете у нее сильно разболелась голова, во рту все время пересыхало.

Николь видела перед собой лицо матери, но не то истерическое, ярко накрашенное, все еще красивое лицо с тяжелыми черными глазами, к которому она привыкла, а то – молодое, с широким, во всю щеку румянцем, смеющееся, – каким оно было до него.

До того, как она вышла замуж за Джека Салливана.

Сразу после свадьбы Линда, которая смеялась, подбрасывала маленькую Николь в воздух и потом ловила, эта Линда словно бы умерла. Когда и как она умерла, Николь не знала.

Вместо нее появилась крикливая незнакомая женщина. Она тут же возненавидела своего мужа, который был добр и слаб. Никого не стесняясь, эта женщина постоянно говорила о том, что добрый, слабый, с горячими, всегда слегка влажными руками Салливан – настоящий дьявол, и жить с ним – пытка.

Наконец он умер, покончил с собой.

А может быть, только этого мать и добивалась?

Николь старалась не заводить себя, не думать, не помнить.

Как бы то ни было, сейчас она летела в Бостон, чтобы увидеть попавшую в автомобильную катастрофу Линду Салливан, двадцать два года тому назад подарившую ей жизнь.

В справочной клиники немолодая, с лиловатыми волосами женщина долго искала имя в компьютере и в конце концов сказала, что это, должно быть, ошибка. Никакой Линды Салливан у них не было.

– Вас кто-то дезинформировал, мисс.

Вне себя от негодования – и все же волнуясь – Николь схватила такси и подкатила к материнскому дому. Дом выглядел мирно. Три больших окна, выходящие на улицу, ровно светились. В угловом окне вспыхивала и переливалась новогодняя елка. На елке висели толстые ангелы с прозрачными, как у стрекоз, крыльями. Николь изо всех сил застучала в дверь.

Ей открыла мать – здоровая и невредимая – только еще больше, чем всегда, накрашенная, с сигаретой в руке. Она не произнесла ни слова и сразу же отступила в сторону, а на ее месте вырос огромный, аккуратно причесанный, элегантно одетый Пол Роджерс.

– Нет! Не смей! – отпрянув, закричала Николь, сама не отдавая себе отчета в том, что она кричит. – Отпусти меня!

Роджерс быстро втолкнул ее в дом и запер дверь. Николь бросила сумку, размахнулась и ударила его по щеке. Он успел увернуться, и удар пришелся криво, по уху. Ухо запылало. Роджерс засмеялся и вдруг подхватил ее на руки.