День ангела - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Муравьева cтр.№ 59

Сесиль приближалась к ним, слегка зависая в воздухе: столько страха было в ее белокуром и безобидном облике. Матвей вдруг почувствовал жалость и торопливо улыбнулся. Он смотрел на сестру, на то, как она медленно бредет по траве, по-прежнему похожая на овцу, но этой своею несчастной походкой напоминающая еще и собаку, которая провинилась перед хозяином и, не смея ослушаться, подчиняется его взгляду, тянется к нему, хотя могут быть и побои, и крики, – он смотрел на сестру и любил ее так сильно, как не любил даже в детстве, когда они жили у деда в Беркширах, и он заболел воспалением легких, а маленькая, прозрачная, очень худенькая Сесиль вдруг твердо сказала, что вовсе не выйдет к друзьям и подружкам, пока ее брат не поправится. Точка.

Лондон, 1938 г.

Вчера я ходила к Хелен Дункан. В пять часов, как мне было назначено, я постучала к ней в дверь, ожидая, что откроет какая-то необычная женщина с одухотворенными и загадочными чертами, а открыла худая невзрачная старуха – седая и согнутая, с выпяченной нижней губой и большим носом. Когда она сняла очки, я заметила, что у нее странные глаза, словно бы она смотрит в себя саму, не замечая окружающих. Старуха провела меня в очень скромную комнату, где не было ничего, что отличало бы ее от тысячи таких же скромных комнат в небогатых английских домах.

– Вы просите о встрече с мужем? – спросила она.

И голос у нее был какой-то странный, замученный и совсем тихий. У меня так колотилось сердце, что я боялась, что сейчас потеряю сознание. Я кивнула и положила перед нею фотографический портрет Патрика, тот, где он стоит, опираясь на теннисную ракетку, и улыбается. Она посмотрела на портрет бегло и сразу же отвернулась. Потом села на кресло лицом ко мне и закрыла глаза. В руках у нее оказался какой-то шарик, который она сначала очень быстро вертела в руках, но постепенно движения ее стали медленными и одновременно судорожными. Она словно бы и засыпала, и тут же просыпалась. Меня вдруг тоже начало клонить в сон, ноги и руки стали свинцовыми, но я все видела и слышала. Через минуту тело миссис Дункан стало дергаться, лицо покраснело. Она с шумом всасывала в себя воздух и толчками его выдыхала. Что-то словно бы пыталось вырваться из ее живота и щуплой груди, причиняя очень сильную боль. Белого пара, похожего на марлю, о котором говорила тетка, я не увидела. Передо мной корчилась вся покрывшаяся потом старая женщина, судороги ее становились длительнее, страшнее, пена выступила на губах. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Постепенно она затихла, сникла в своем кресле, стала намного меньше, как будто от нее отрезали половину, и, кажется, крепко заснула или даже потеряла сознание. Потом, не открывая глаз, сказала, что Патрик не смог «уйти оттуда», потому что у него нет сил, он еще ребенок. Я не могла даже ни о чем ее расспросить, потому что она уже крепко спала, вскрикивая и постанывая. Потом тяжело захрапела, и я ушла. Положила ей на стол деньги. Тетка сказала, что у Хелен есть муж, очень больной и старый, и шестеро детей. Они тоже все какие-то больные, так что она одна содержит семью.

Я вернулась домой чуть живая и сразу же легла. Заснула очень быстро и сразу проснулась во сне: рядом стоял Патрик, только не взрослый человек, а мальчик лет семи-восьми. Я стала обнимать его, плакать, и все говорила, чтобы он простил меня, потому что я ведь не знала, что была его матерью, и от этого все наши несчастья. Хотела стать перед ним на колени, но мне было неловко вылезти из кровати, чтобы он увидел меня в почти прозрачной ночной сорочке, и поэтому я натягивала на себя одеяло, которое все время сползало. При этом я чувствовала, что нельзя отпустить его, нельзя дать ему опять уйти. Тетка услышала мои крики, прибежала и разбудила меня. Я ей рассказала, что во сне увидела Патрика ребенком, моим собственным родным ребенком, сыном.

Париж, 1959 г.

Вчера проснулась посреди ночи и чуть было не разбудила Георгия, чтобы показать ему Ленины тетради. Опомнилась, не разбудила. Георгий неважно выглядит, у него землистое лицо. Спросила недавно, как его печень, он часто раньше жаловался. Ответил, что все в порядке. Удивляется, что я так редко бываю у внука. Митя становится все милее и милее, у него густые темные ресницы – у Лени никогда не было таких густых ресниц – и очень лукавая мордочка. Он веселый мальчик, но неспокойный, часто просыпается по ночам, начал даже рассказывать Вере свои сны. Снятся ему все время какие-то корабли, и иногда утром, совсем еще заспанный, он подбегает к окну и смотрит с удивлением на полную машин улицу. Однажды сказал Вере: «Ça me manqué beaucoup». [80] Вера спросила: «По чему?» Оказывается, он скучает по морю, которое видел один раз в жизни, когда ему было восемь месяцев!

Сейчас, пока писала, вернулся Георгий и сказал, что был у доктора Пера с визитом. Ничего особенного, просто проверка. Что-то он хитрит: не в его характере ходить к докторам проверяться. Спросила, как доктор Пера. Несколько лет назад у него случилось несчастье: жена и дети-близнецы, мальчик и девочка, погибли в автомобильной катастрофе. Он несколько месяцев не работал, никого к себе не подпускал, не подходил к телефону. Мы только слышали краем уха, что его лечил какой-то китаец.

Георгий ответил, что доктор Пера выглядит намного лучше, после визита они вместе вышли на улицу и, когда попрощались, доктор Пера торопливо бросился к своей машине, облокотившись на которую стояла женщина в синем пальто и махала ему рукой.

Нанкин, 1938 г.

Вчера мы долго разговаривали с доктором Рабе. Он поделился со мной своими наблюдениями: люди не могут долго выдержать тех испытаний, которые выпадают им на долю, они ломаются. В его миссии работала одна американка, Эва Талботс, работала самоотверженно, особенно в первые недели оккупации, вытаскивала на себе больных и раненых, разыскивала живых под грудами мертвых и обломками зданий, но потом будто почувствовала бессмысленность всего, что вокруг, и у нее опустились руки. Доктор Рабе сказал мне, что она стала «каким-то маньяком Бога, который везде замечал Его отсутствие».

Я спросила его:

– Почему вы говорите об этом именно мне?

– Потому что я боюсь, что именно вы тоже можете сломаться. Тем более что вы сюда приехали не для того, чтобы помочь этим несчастным китайцам. Вы приехали, чтобы выйти на след тех, кто убил вашего мужа.

– И что здесь такого? – пробормотала я.

– Здесь все очень плохо, – грустно сказал Рабе и опустил голову. Нос у него весь пронизан розовыми кровеносными сосудами, а глаза – голубые и чистые, как цветы ириса. – Вы хотите не сохранить себя, а разрушиться окончательно. Вам сейчас кажется, что главное – это выяснить, как он погиб, почему выбрали именно его и что можно сделать, чтобы наказать этих людей, которые виноваты в его гибели. Ведь я все правильно понимаю?