День ангела - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Муравьева cтр.№ 57

– Куда же вы делись? – тревожно спросила Надежда, посмотрев на Ушакова так, что он немедленно почувствовал себя виноватым. – Кого-нибудь ищете?

Он слегка пожал плечами.

– У нас тут та-а-акие де-е-е-ла! – низко и влажно протянула Надежда. – Матвеюшка плох, спит под трубкой, в спектакле его заменили на Пола. Вы видели Пола, ну, Пашу? С усами? Вон он, макароны себе набирает! Но Паша и роли-то толком не знает, и роль не его! А что делать, скажите? Ведь съехались все: весь Нью-Йорк, вся Канада! Из Баффало даже приехали трое! Вермонт наш – весь тут, плюс, конечно, Нью-Хэмпшир! Я вас познакомлю, хотите? Со всеми!

Ушаков вежливо улыбнулся. Надежда поправила вспотевшие от волнения короткие колечки волос на лбу.

– Смотрите, смотрите! В углу, там, где лимонад, видите? Маленькая такая? Видите?

Ушаков увидел очень маленького роста женщину с нагловатыми глазами.

– Вот ангел так ангел! – вздохнула Надежда, как будто ей самой хотелось бы стать ангелом, но она не умеет. – Она строит хосписы! Такое ее дело жизни. Приехала к нам из Москвы, вышла замуж. Здесь есть адвокат один русский, Порфирий. Он сам из семьи композитора Мусоргского. И носит фамилию Мусоргский. Проша. Женился на ней там, в Москве. Безрассудно. Влюбился, все бросил. Она – Евдокия, он – Проша. Красиво? А хосписы? Это ведь важное дело! У нас и в Париже их так не хватает!

– Откуда вы знаете?

– А где их хватает? – справедливо удивилась Надежда. – На все нужны деньги.

– И что? Адвокат дает деньги?

– Какой адвокат? И откуда там деньги? Он пьющий, Порфирий. Дают коммерсанты.

– Американские коммерсанты?

– Не только, не только! Свои тоже есть, патриоты. Здесь новые русские обосновались. Они и дают свои деньги Дуняше. Мы с мамой считаем, что так даже лучше.

– Чем как?

– Чем чужие. Чужие дадут и тотчас же забудут. Чужим я не верю.

– А эти – свои?

– Ну, вы – прямо Коржавин! Он тоже не верит. Конечно, свои! Из России ребята.

– Зачем же они поселились в Вермонте?

– Зачем? Так им лучше. Они очищаются здесь, ходят в церковь. Церковными стали. С Дуняшей и Прошей. Постятся, говеют. Ну, в общем, как надо. Но главное – хосписы.

– А бизнес их как же? – не вытерпел Ушаков.

– Что бизнес? – протянула Надежда. – Вам не рассказывали про атамана Кудеяра?

Ушаков отрицательно покачал головой.

– Пусть это легенда, но чистая правда! – заторопилась Надежда. – И сам Кудеяр был во много раз хуже! Пойдемте, я с Дунечкой вас познакомлю.

Благородная Дунечка заскользила по Ушакову бесстыжими глазами. Ушаков поежился.

– А эта старушка откуда? – спросил он у Надежды, чтобы отвлечь ее от Дунечки.

Грустная, аккуратно подстриженная старушка с ласково-бессмысленным, когда-то, наверное, миловидным лицом одиноко сидела в углу столовой и медленно допивала морковный сок, отчего весь подбородок ее и кончик маленького хрупкого носа стали ярко-оранжевыми.

– Ах, это вдова! – Надежда перехватила взгляд Дунечки и с силой отвела его от Ушакова своими вспыхнувшими, как у кошки, зрачками. – Она тут, у нас, все равно что в России. Ей так говорят: «Ты поедешь в Россию». Привозят сюда.

– А зачем ей в Россию?

– Ну, это длинная история! Сначала она была критик. В России, в Союзе. Вообще – литератор. Потом эмиграция. Выросли дети. Она не работала, только писала. Ну, очень глубокие корни! Культура! Дружила с Ахматовой. Все с ней дружили. Потом дети все разбрелись, разженились. Большая семья, всех не пересчитаешь. Осталась при ней только дочка, буддистка. Жила постоянно в ашраме, муж тоже. Потом муж поехал в Италию. Вроде по делу. А может быть, так: на курорт, я не знаю. Увидел там дом и купил. С виноградом. Вокруг виноградники – на километры! Все в ягодах, в гроздьях. Короче, Италия! Стал виноделом. Семью всю – в Тосканию, на винодельню. Хотя от семьи мало что уцелело, рассеяны по миру хуже евреев. Осталась буддистка-жена да вот теща. Еще взяли гуру себе из России. Сначала у них были гуру индусы, но те невозможно капризные люди: одно им не так и другое не эдак. Пришлось из России везти, из Саранска. Там тоже есть гуру, хотя их там меньше.

– В Саранске? – удивился Ушаков.

– Конечно. А где же? А вы что, не знали?

– Не знал, извините.

Надежда вздохнула:

– Она в Тоскании вся, бедная, извелась! Девяносто четыре года. Ни книг, ни общенья. Привыкла к дискуссиям, к спору, к азарту. А там? Виноград и вокруг итальянцы. Конечно, ей было бы лучше в России. Но как тут уедешь? Своя винодельня!

Ушаков тоскливо посмотрел на открытую дверь столовой, в которой тихо стояла тропинка к реке и далекое небо.

– Вы есть не хотите? – догадалась Надежда. – Совсем не хотите? Но вы на спектакль останетесь, верно?

– Останусь, я думаю.

– Пойдемте тогда погуляем.

Навстречу им медленно шла Лиза с тем самым человеком, которого Ушаков уже видел на фотографии. Это было так неожиданно, что в первую секунду Ушаков застыл на месте, и, если бы не Надежда, вспыхнувшая жадной краской, он, скорее всего, развернулся бы обратно в столовую, но было уже поздно. Надежда устремилась вперед и даже слегка прихватила Ушакова за рукав, словно испугавшись, что он вырвется. Женщина, о которой Ушаков столько думал, низко опустила голову. У ее спутника был чувственный, старательно вылепленный рот и седые волосы, которыми торопливо распоряжался ветер. Ушаков вдруг подумал, что отвращение, которое внушает ему этот человек, настолько сильно, что не сможет продолжаться долго, и эта ясная, как вспышка, мысль принесла ему внезапное облегчение. Он ненавидел этого человека и от ненависти не мог даже рассмотреть его как следует.

На Лизу он не взглянул, она перестала существовать для него. Вместо нее шло синее, неприятно яркое пятно, потому что Лиза была не в своем, обычно светлом или белом одеянии, а в большом синем сарафане, настолько длинном, что смятый его и намокший подол скользил по траве, поспевая за нею.

– Ну, вот, – задыхаясь, сказала Надежда, – вот я вас сейчас познакомлю!

– Оставьте! – злобно оборвал ее Ушаков. – Оставьте меня, я сейчас уезжаю!

Надежда открыла рот, чтобы возразить, но Ушаков, обгоняя ее, пошел прямо на них, на синее пятно сарафана, поравнялся с ними и, не приостанавливаясь, большими, но скованными шагами двинулся дальше по направлению к лесу.

Лондон, 1938 г.

Я взяла с Мэгги честное слово, что она не даст Уолтеру ни моего адреса, ни телефона. Больше ему не удастся меня подкараулить. Я остаюсь в Лондоне еще на неделю. Могла бы уехать в среду, но мне нужно встретиться здесь с одной женщиной. Тетка недавно видела Патрика во сне, который так разволновал ее, что она пошла на спиритический сеанс знаменитой здесь, в Лондоне, Хелен Дункан, которая может в определенном состоянии полусна-полуяви видеть умерших и говорить с ними. Про нее много ходит сплетен и слухов. Говорят, что спиритические сеансы Хелен Дункан посещают многие видные политические деятели, включая Черчилля, потому что она предсказывает ход будущих военных действий в Европе. Тетка сама видела, как изо рта Хелен выходил какой-то белый пар, похожий на марлю, который постепенно все больше и больше сгущался, двигаясь из стороны в сторону, пока не принял форму большого человеческого тела, и тут же одна из присутствующих на сеансе женщин закричала, что это ее только что умершая родами младшая дочь. Во все это, конечно, трудно поверить, но я хочу пойти к миссис Дункан и попросить ее соединить меня с душой Патрика, которого я все время чувствую рядом. Я понимаю, что ни ты, ни мама никогда бы не стали обращаться к «ведьмам», как многие называют здесь Хелен Дункан, и прибегать к этим непонятным для нас силам. Наверное, это даже запрещено религией, я не знаю.