Тут он сделал еще одно, весьма разумное замечание:
– Вот что меня беспокоит. Счастье из вас так и брызжет. Ваш муж обязательно заподозрит неладное.
– Я постараюсь скрыть свои чувства.
Взглянув на часы, я увидела, что опаздываю. Махмуди вернется из больницы еще не скоро, но я должна быть дома в пятнадцать минут второго – к приходу Махтаб из школы. Поэтому я извинилась и заспешила на улицу, чтобы пуститься в долгий обратный путь.
Около половины второго, подбежав к дому, я увидела Махтаб, стоявшую у запертой калитки, по щекам у нее текли слезы.
– Я думала, ты уехала в Америку без меня! – всхлипывая, проговорила она.
Как же мне хотелось рассказать ей о том, где я была и что должно произойти! Но сейчас, более чем когда-либо, я не имела права на откровенность. Заветный миг близился. Надо было соблюдать сверхосторожность. Ей будет так же трудно скрыть свою радость, как и мне.
– Я никогда не уеду в Америку без тебя, – уверила я ее. Мы вошли в дом. – Махтаб, пожалуйста, не говори папе о том, что я пришла позже тебя.
Она кивнула. Ее страхи рассеялись, и она побежала играть. А я тем временем, лихорадочно прокручивая в голове сегодняшнюю информацию, спрятала документы под чехол на кушетке в гостиной и попыталась придумать что-нибудь в оправдание своего радостного возбуждения.
Я придумала и позвонила Элис.
– Давай отпразднуем День благодарения у нас. Мы вместе приготовим ужин. Пригласим Шамси и Зари, и я познакомлю тебя с Фереште.
Элис тут же согласилась.
Прекрасно! – подумала я. Меня здесь не будет, но надо создавать видимость обратного.
Когда ближе к вечеру Махмуди вернулся домой, он нашел меня в прекрасном расположении духа.
– Мы с Элис решили отпраздновать День благодарения! – объявила я.
– Замечательно! – отозвался Махмуди. Индейка была его любимым блюдом.
– Надо купить на базаре индейку.
– Вы с Элис с этим справитесь?
– Конечно.
– Ну и славно.
Махмуди сиял от радости – его жена светилась счастьем, и можно было с надеждой смотреть в будущее.
* * *
В течение последующих нескольких недель, пока Махтаб была в школе, а Махмуди принимал больных, я, окрыленная, носилась по Тегерану словно школьница. Вместе с Элис мы искали редкие продукты, чтобы приготовить ужин на День благодарения.
Элис была поражена моей способностью перемещаться по Тегерану, выспрашивая дорогу у прохожих. Она тоже не любила сидеть дома, но одна не отваживалась соваться в город. Возглавляемый мною поход на базар – за индейкой к праздничному столу – доставил ей массу удовольствия.
Дорога заняла у нас больше часа. Миновав огромную арку, служившую входом, мы очутились в море бурных красок и звуков. Растянувшийся на множество кварталов и расползшийся вширь базар вмещал в себя сотни торговцев, на все голоса расхваливавших свой товар. Чего тут только не было! Толпы людей сновали взад и вперед, толкая перед собой тележки и переругиваясь друг с другом. Здесь было много афганцев с тяжеленной поклажей на спинах, в мешковатых, сморщенных штанах, присборенных на поясе.
– Этот базар занимает целую улицу, – объяснила я Элис, – и здесь есть все продукты. Рыба, курица, индейка – любое мясо.
Мы пробирались, проталкивались и протискивались сквозь орущую, зловонную толпу до тех пор, пока не добрались до нужного переулка. Наконец-то мы нашли ларек, где с потолка свисало несколько тощих индеек. Они были лишь частично выпотрошены и ощипаны, на перьях виднелась уличная грязь, но, увы, выбирать не приходилось. Я хотела купить пятикилограммовую птицу, но самая крупная тянула только на три килограмма.
– Давай сделаем еще и ростбиф, – предложила Элис. Купив индейку, мы направились домой.
Мы долго дожидались оранжевого такси. Так как это была самая оживленная часть города, такси, уже набитые битком, проносились мимо одно за другим. Индейка оттягивала мне руки. Наконец в ответ на наши крики такси остановилось. Сзади мест не было, и мы втиснулись вперед – сначала Элис, потом я.
За окном проносились картины ненавистного города; я предалась мечтаниям. Я не сомневалась, что мне не придется жарить эту индейку. Скорее всего, я буду помогать маме готовить ужин, за который мы с Махтаб будем бесконечно благодарны судьбе.
– Здесь, пожалуйста! – раздался возглас Элис, прервавший мои фантазии.
– Но мы же еще не… – начала было я.
Я все поняла, когда Элис вытолкнула меня из машины. Такси умчалось прочь.
– Ты не поверишь, что позволил себе этот водитель, – произнесла она.
– Поверю, и охотно. Когда-то со мной случилось то же самое. Мы не должны говорить об этом мужьям, иначе они перестанут выпускать из дому нас одних.
Элис кивнула в знак согласия.
Нам ни разу не доводилось слышать, чтобы подобные истории происходили с женщинами иранской национальности; вероятно, полагали мы, местная пресса с ее повышенным интересом к бракоразводной статистике в Америке вбила в головы иранцев, что мы помешаны на сексе.
Мы остановили другое такси и забрались на заднее сиденье.
Придя ко мне домой, мы потратили несколько часов на то, чтобы выпотрошить и ощипать, тщательно выдергивая перья щипчиками, тощую птицу, прежде чем ее заморозить.
Необходимо было запастись множеством других продуктов. Несколько раз я поторапливала Элис, чтобы та успела вернуться домой до полудня.
В первый раз я предупредила ее:
– Если Махмуди спросит, то я заходила к тебе на чашку кофе и ушла около часа.
Элис недоуменно на меня посмотрела, но лишь кивнула, не задавая никаких вопросов. После этого ее уже не надо было просить: я была «у нее дома», в то время как на самом деле устремлялась в гущу уличной толпы.
От Элис я частенько бежала к Хамиду, откуда звонила Амалю. Несколько раз он просил меня приехать, чтобы обсудить кое-какие детали. Он был настроен по-прежнему оптимистично в отношении даты Дня благодарения.
Однако этого нельзя было сказать о Хамиде. Когда я поделилась сладостной тайной со своим давним союзником, он сказал:
– Я в это не верю. Вы будете сидеть в Иране до второго пришествия имама Мехди.
Дни были настолько насыщенными, что семейные вечера в обществе Махмуди требовали почти нечеловеческих усилий. Я ведь не могла выдать своей усталости, чтобы он ничего не заподозрил. Я должна была готовить, убирать, ухаживать за Махтаб – словом, выполнять все свои обычные обязанности. И все же вечерами я с трудом засыпала, ибо мое воображение переносилось в Америку. По ночам я была дома.
Я черпала силы из какого-то неведомого источника.