Только с дочерью - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Хоффер, Бетти Махмуди cтр.№ 80

Я жила ожиданием вторников и сред – в эти дни Махмуди уходил в больницу. Тогда я была предоставлена сама себе и ничто не ограничивало мою свободу передвижений по городу.

Теперь я регулярно заглядывала к Хэлен в посольство – во вторник или в среду. Я еженедельно отправляла и получала письма от родителей и детей. При том, что это было для меня огромной радостью, я острее чувствовала тоску по дому. Я так по ним скучала! И каждое мамино письмо, где она описывала ухудшавшееся состояние отца, усиливало мою тревогу. Мама не знала, сколько еще он протянет. Он вспоминал нас каждый день и молил Бога о том, чтобы еще раз увидеть перед смертью.

Каждый день, при первой же возможности, я звонила Амалю. Всякий раз он лишь справлялся о моем здоровье и добавлял:

– Наберитесь терпения.

Однажды я вышла из дома по делам. Махмуди поручил мне заказать запасной ключ от дома. Мастерская находилась поблизости от магазина «Пол-пицца». По пути я увидела книжную лавку, которую прежде не замечала, и, поддавшись внезапному порыву, вошла.

Владелец лавки говорил по-английски.

– У вас есть поваренные книги на английском языке? – спросила я.

– Да. Внизу.

Я спустилась по лестнице и нашла целую библиотеку поваренных книг – бывших в употреблении, с загнутыми страничками, – и предалась райскому наслаждению. Как мне недоставало простой радости изучения рецептов! У меня в голове составлялись целые меню, и я надеялась, что смогу отыскать необходимые ингредиенты или подобрать им замену.

Мое восхитительное занятие прервал звук детского голоска – девочки, произнесшей по-английски:

– Мамочка, купи мне книжку с рассказами.

В проходе я увидела женщину с ребенком – обе в пальто и русари. Женщина была высокая, темноволосая, с легким бронзовым оттенком кожи, свойственным большинству иранцев. Она не походила на американку, но все-таки я спросила:

– Вы американка?

– Да, – ответила Элис Шариф.

Мы сразу подружились в этой чужой стране. Элис была учительницей начальных классов из Сан-Франциско, замужем за иранцем, осевшим в Америке. Вскоре после того, как ее муж Малек получил степень доктора философии в Калифорнии, у него умер отец. Они с Элис временно поселились в Тегеране, чтобы уладить дела с недвижимостью. Ей здесь не нравилось, однако она знала, что скоро уедет. Ее дочь Самира – они называли ее Сэмми – была одного возраста с Махтаб.

– О Боже! – воскликнула я, взглянув на часы. – Мне пора встречать дочку на автобусной остановке. Я должна бежать.

Мы обменялись телефонами.

В тот вечер я рассказала Махмуди об Элис и Малеке.

– Надо пригласить их на ужин, – сказал он с явным одобрением. – Пускай познакомятся с Шамси и Зари.

– Как насчет пятницы? – спросила я. Он тут же согласился.

Когда наступила пятница, он был взволнован не меньше моего. Элис и Малек ему сразу понравились. Элис оказалась просвещенной, остроумной женщиной, великолепной собеседницей, у которой на все случаи были припасены забавные истории. В тот вечер, наблюдая за нашими гостями, я подумала, что из всех моих иранских знакомых только два человека, похоже, по-настоящему счастливы: Элис и Шамси. Возможно, причиной тому то, что обе они должны были скоро уехать в Америку. Элис рассказала анекдот:

– В художественный салон зашел какой-то человек и увидел портрет Хомейни. Он захотел его купить, и владелец салона назвал цену – пятьсот тумонов (тумон равен десяти риалам).

– Даю триста, – сказал посетитель.

– Нет, пятьсот.

– Триста пятьдесят.

– Пятьсот.

– Четыреста. Это моя последняя цена!

В тот самый момент в магазин вошел другой покупатель, ему понравилась картина с изображением Иисуса Христа, и он справился о цене.

– Пятьсот тумонов, – сказал владелец.

– Хорошо. – Он заплатил пятьсот тумонов и ушел.

– Берите пример, мистер, – сказал владелец первому посетителю. – Человек приходит, видит картину, она ему нравится, я объявляю цену, он платит и уходит.

Тот отвечает:

– Ладно, если вы распнете Хомейни на кресте, даю пятьсот.

Все рассмеялись, включая Махмуди.

На следующий же день мне позвонила Шамси.

– Бетти, – сказала она, – Элис прелестная женщина. Тебе надо с ней как можно ближе сойтись.

– Да, – согласилась я.

– А об Эллен забудь, – добавила Шамси. – Она человек конченый.

Мы с Элис регулярно виделись. Она была единственной женщиной из всех, кого я когда-либо встречала в Иране, в чьем распоряжении находилось такое роскошное изобретение, как сушилка для белья. Рулоны тканого мягчителя! Горчица!

Кроме того, у нее был паспорт, по которому она могла вернуться домой.

– Не вздумай сказать Шамси о том, что с тобой произошло в Иране, – предупредил меня Махмуди. – И ничего не рассказывай Элис. Иначе никогда их больше не увидишь.

– Хорошо, – пообещала я.

Он был удовлетворен моим ответом, надеясь на то, что проблема возвращения в Америку отпала раз и навсегда. Он одержал победу. Сотворил со мной то же самое, что Хормоз с Эллен.

И под честное слово он позволил мне свободно общаться с Шамси и Элис. На самом-то деле у него попросту не было другого выбора – если бы он попытался заточить меня в нашем новом доме, то не смог бы создавать видимость счастливого брака перед друзьями.

Несмотря на изменившиеся взаимоотношения Махмуди с его родственниками, мы должны были соблюдать определенные приличия. Ему не хотелось приглашать Баба Хаджи и Амех Бозорг на новоселье, но надлежало проявить уважение. Мы и так слишком долго оттягивали.

– Махтаб рано вставать в школу, она должна быть в постели не позднее восьми, так что приходите к шести, – сказал он сестре по телефону.

Она напомнила ему, что раньше десяти они никогда не ужинают.

– Меня это не интересует, – рявкнул Махмуди. – Или приходите к шести, или сидите дома.

Амех Бозорг, припертая к стенке, приняла приглашение.

Чтобы легче было перенести ее общество, мы пригласили также чету Хаким.

Я приготовила праздничный ужин, основным блюдом которого были блинчики, фаршированные курицей – самым почитаемым в Иране мясом. Поход на рынок принес удачу – впервые за все время в этой стране я наткнулась на брюссельскую капусту, которую слегка потушила с морковью и луком-пореем.

Баба Хаджи и Амех Бозорг вместе с Маджидом и Фереште пришли к восьми часам, что не явилось неожиданностью и было вполне приемлемым компромиссом. Вместе с Хакимами мы сели ужинать за наш обеденный стол.