— Правда? — Милли подошла к ним. — Тогда вот вам еще одна.
Она протянула Ив конверт.
— Тебе просили передать.
Ив не без опаски взяла розовый прямоугольник.
— Кто просил?
— А ты посмотри на подпись, — сказала Милли, — тогда и узнаешь.
Ив быстро вскрыла конверт. Почерк был ей незнаком — крупный, размашистый, но разборчивый. Внизу был широкий росчерк, в котором четко угадывалась начальная «г», затем «и».
— Это от короля, — ахнула Ив.
— Бывшего короля, — поправила Милли. — Я его вчера встретила в коридоре, и он попросил передать тебе это не раньше сегодняшнего обеда. Читай, пожалуйста, скорее. Я тоже хочу знать, что он написал.
— Ты до сих пор не узнала? — усмехнулся Джерард. — Что‑то не верится.
— Конверт был слишком плотно запечатан, — хихикнула Милли. — И потом, вдруг он прислал ей порошок с чумой или сибирской язвой. Не хочу случайно пострадать.
Ив фыркнула. Приятно было сознавать, что внутри ревнивой транжиры, помешанной на своем миллионере, еще сидит ее бойкая на язык подруга.
Она развернула письмо и начала читать.
Дорогая Ив! Когда вы будете читать эти строки, я буду лететь над Атлантикой к жаркому аргентинскому солнцу и счастью. Простите за сентиментальность, но когда человек всю жизнь делает то, что ему говорят другие, он немного теряет голову, когда впервые делает то, что хочет он сам.
В первую очередь я должен извиниться за то, что вовлек вас без вашего ведома и разрешения в свой небольшой заговор. Непростительное поведение для человека моих лет и положения в отношении такой очаровательной девушки, как вы, но я надеюсь, что глубокое уважение, которое я к вам питаю, и моя безмерная благодарность смягчат в ваших глазах отвратительность моего поступка.
Как вы уже знаете, мое изгнание согласилась разделить баронесса фон Гольтенхарт, которую я без преувеличения могу назвать самой прекрасной женщиной на свете. Сердце мое принадлежит ей с тех пор, когда я впервые увидел ее, и она отвечает мне взаимностью. Вы еще молоды, Ив, и не знаете, что такое обрести любовь, когда уже потеряна всякая надежда на счастье, но я могу сказать, что жизнь моя приобрела смысл, когда в нее вошла Грета.
Но довольно о чувствах. Вы имеете право знать, почему я позволил себе некоторые вольности в отношении вас. Все дело в том, милая Ив, что нам с Гретой требовалось немного времени, чтобы уладить финансовые дела, а моя супруга, к сожалению, стала подозревать о наших отношениях. К стыду своему вынужден признать, что Элеонор вполне была способна помешать Грете оформить документы на свое наследство и, таким образом, лишить нас средств для успешного побега. Я не мог этого допустить и решил направить Элеонор по ложному следу.
Как видите, я ничего не хочу скрывать от вас, и надеюсь, что моя искренность послужит мне оправданием. Мой план удался. Моя бедная, ослепленная ревностью супруга поверила, что я люблю вас, и мы с Гретой сумели осуществить свое намерение.
Прошу вас не судить меня слишком строго — я знаю, вы меня поймете и будете счастливы. Анри замечательный мальчик, хотя и несколько импульсивный, и я рад, что матерью моих внуков станет столь красивая и благородная девушка, как вы.
С уважением, ваш покорный слуга
Гильерм
— Ну что? — Милли перегнулась через плечо Ив. — Что пишет его бывшее величество?
Ив быстро сложила письмо.
— Ничего особенного. Шлет прощальные приветы и поцелуи.
За спиной Милли она встретилась глазами с Джерардом. Ему бы я рассказала, подумала Ив. А Милли обойдется.
Ив встала. Ее голова кружилась от признаний Гильерма. Нужно было срочно с кем‑то все это обсудить. Похоже, единственный, с кем она могла поговорить по душам, был Анри. В конце концов, жених он ей или нет?
14
Комната Анри находилась в самом конце коридоре на втором этаже. Дверь была полуоткрыта, и Ив, не задумываясь ни на секунду, просто вошла.
Она немедленно пожалела, что не постучала. Анри был один. Негромко играл «And all that jazz» из «Чикаго»
[28]
. Анри стоял перед большим деревом и пел. На нем было короткое платье 20-х годов прошлого века, на голове парик с черными локонами, на плечах — пушистое боа. Ноги, к облегчению Ив, были босы. Анри грациозно помахивал концами боа, двигал бедрами в такт и, если абстрагироваться, вполне неплохо изображал Кэтрин Зэту‑Джонс
[29]
.
Но Ив не желала абстрагироваться. У нее все закружилось перед глазами, когда она увидела Анри в женском платье. Так вот почему Элеонор не поверила в их любовь. Она все прекрасно знала… и смеялась над ней…
— Ив.
Анри увидел ее в зеркале и замер, нелепо растопырив руки.
У Ив задрожали губы. Нет, к разговору о таком она не готова. Потом. Завтра. Когда‑нибудь.
Ив попятилась.
— Подожди. Постой, — Анри умоляюще тянул к ней руки. — Дай мне минуту. Я тебе все объясню.
— Нечего тут объяснять.
— Ив, пожалуйста! — Анри подскочил к двери и захлопнул ее. — Не будь идиоткой.
Ив увидела губную помаду, тени и румяна на его лице и подумала, что уж лучше побудет идиоткой.
* * *
Все же Анри никуда ее не отпустил. Насильно усадил на кровать, сам сбегал в ванную — умылся и переоделся.
Вот тебе и королева, думала Ив. Один сбежал с другой женщиной. Второй вообще женщинами не интересуется. Или для Анри переодевание в женскую одежду маленькое невинное хобби?
Но все оказалось не так страшно.
Точнее не так просто.
Анри придвинул к кровати кресло и сел напротив Ив. Глядя в его честные, покрасневшие глаза, нельзя было поверить, что пять минут назад он в полном облачении изображал из себя звезду мюзикла.
— Я знаю, что ты подумала, — начал Анри. — Но ты ошибаешься. Я нормальный парень.
Ив слабо улыбнулась.
— Это вполне нормально, Анри. Я все понимаю. Только лучше бы ты мне сразу рассказал…
— Ой, да все не так, Ив! — Анри яростно взъерошил волосы. — Послушай меня, хорошо?
Ив молча кивнула, а когда Анри объяснил, пожалела о том, что ее первое предположение оказалось ошибочным. Для всех было бы лучше, если бы он просто любил переодеваться в женскую одежду.
* * *
Принц Анри Габриэль чуть ли не с самого рождения знал, что родился в неподходящей семье. Его раздражали этикет и церемонии, разговоры о политике и образе страны в глазах мирового сообщества нагоняли на него тоску. Ему не нравилось быть принцем, он не хотел быть королем.