Представь, друг мой, что едешь ты верхом по стране,
прямо-таки брызжущей жизнью. В лесах рыскают дикие звери, олени и кабаны, на
лугах пасутся стада, за плугом ходят пахари, по большим дорогам движется
нескончаемый поток путников, обгоняя тебя и спеша навстречу, – тут и
пешие, и конные, и повозки купцов, и блестящие дворянские кавалькады, и
воинские отряды. Проезжаешь ты городами и деревнями, где кипит жизнь во всем ее
многообразии и блеске, и обитатели заняты когда каждодневными своими делами,
когда торжествами и праздниками.
Таким предстает перед путником Иллюзор. Но очень скоро ты
заметишь, что все окружающее немо – ни единый звук, кроме топота твоего коня и
звяканья уздечки, не нарушает всеохватывающей жуткой тишины. И если пойдешь ты
прямо на встречного, пройдешь сквозь, не встретив на пути ничего, кроме пустого
воздуха. Ибо все, что ты видишь, и все, кого ты видишь, – суть иллюзия. Не
замечают они тебя, не видят, живя своей странной, иллюзорной, несуществующей
жизнью. Люди, искушенные в познании, а также причастные к магии и ведовству,
уверяли меня, что с призраками и иной нечистью бесплотные обитатели Иллюзора
ничего общего не имеют. Скорее уж это запечатленные неведомым путем
изображения, никому не делающие дурного и слепые ко всякой попытке установить с
ними общение. Истина эта подтверждена за тысячелетия, ибо Иллюзор существовал
уже в дописьменные времена, последовавшие за Штормом.
Надобно сказать, что иные строения Иллюзора существуют
реально, точнее, остатки таковых – где фундаменты, где стена, где целое почти
здание, особо прочно возведенное некогда неведомыми строителями. Но определить
это можно лишь на ощупь – ведь всякий дом, амбар или мост взору твоему
представляется совершенно целехоньким, будто вчера законченной постройкою.
(Правда, там и сям валяются истлевшие доски и груды рухнувшего камня, так что
дома предстают одновременно и в виде развалин, и в первозданном своем виде, и
зрелище, признаюсь, экстраординарное.) Равно же, если повезет, можешь отыскать
и утварь, а то и драгоценности – но немного, потому что лихие кладоискатели за
пять тысячелетий постарались изрядно. А подчас отыщется и книга, достаточно
сохранившаяся. Но читать тех книг не может никто – написаны они на непонятном
языке неизвестными буквами. А храмы их, где бесплотные обитатели Иллюзора
поклоняются богам, нам непонятны, и боги такие неизвестны.
Поскольку находимые там предметы выглядят именно так, как и
должны смотреться пролежавшие тысячелетия вещи, в иллюзорном своем состоянии
предстающие новехонькими, поскольку налицо развалины, легко понять, что Иллюзор
есть тень минувшего, отображение существовавшей в неизвестные времена страны,
где впоследствии все живое сгинуло неведомо куда (ибо нет там множества
скелетов), а неживое понемногу ветшало. Вот только никто не знает, что это была
за страна, что за бедствия на нее обрушились и какие причины вызвали нынешнее,
столь диковинное и поразительное, состояние дел. Объяснений за тысячелетия
накопилось множество, есть и пространные, изложенные весьма ученым языком, да
вот беда – во-первых, каждое из них всем прочим противоречит, а во-вторых, ни
единое проверить невозможно.
Опасностей Иллюзор не содержит почти никаких. Забредет
иногда из других мест настоящий зверь, но редко – звери не любят Иллюзора.
Кое-где, рассказывают, обитает нечисть, по всем признакам, укрывшаяся в Иллюзоре,
дабы избежать преследований, коим нечистую силу успешно подвергают в иных
уголках Талара. Бывает и разбойный народ, пересиживая погоню и укрывая клады,
ибо лучшего укрытия и не придумаешь. Заходят сюда и книжники, ищущие истины, и
просто любопытные, кому средства позволяют снарядить экспедицию.
А постоянно никто из живых тут не селится, разве что беглые
крестьяне, коим податься уж вовсе некуда. Первоначально я, не освоившись,
удивился было, отчего окрестные владетели не воспользовались столь легкой и удобной
возможностью расширить свои рубежи, однако ж, проведя в Иллюзоре две недели,
принужден был признать правоту моих проводников, толковавших допрежь, что жить
здесь «тягостно». Поистине так. С каждым днем, проведенным среди немых теней
Иллюзора, нарастает в душе тягостное ощущение то ли тоски, то ли тревоги.
Возможно, ты его сам себе внушаешь, возможно, так дразнит твои чувства
диковинность окружающего, да только от того не легче. К вечеру пятнадцатого дня
не выдержал я и велел поворачивать коней к границам Вольных Маноров, хоть
многое, достойное внимания, следовало бы еще осмотреть, и немало любопытного
осталось неизученным. Злясь на себя, досадуя, но не в силах превозмочь незримое
тягостное давление, ехал я прочь во главе своего повеселевшего отряда…
Словом, Иллюзор необитаем. Лишь в полуночных его областях,
где простираются прилегающие к морю обширные степи, что ни год появляются
снольдерские и ронерские гуртовщики, пригоняя на летние выпасы рогатую скотину,
ибо пастбища там богатейшие, хоть реальные травы и мешаются там с иллюзорными.
Лошади, животные умные, тонко чувствующие и наделенные повышенной
восприимчивостью ко всему необычайному, а также имеющему отношение к
потусторонним силам, тех пастбищ не любят, постигнув в меру разумения
диковинность Иллюзора. Бык же, тварь тупая, виденным не тяготится, и странность
иллюзорских пастбищ его не заботит – знай жрет, нагуливая тушу и покрывая степи
диковинного края навозом.
На сей низменной ноте я, пожалуй, и закончу, ибо нечего
более добавить к описанию странностей Иллюзора.
О крае, именуемом Святой Землей
(выдержки из восьмого письма реверена Гонзака)
Святая Земля, повествуют, была некогда обычным королевством,
где уклад жизни ничем не отличался от налаженного в других державах. Но
четыреста с лишним лет назад, когда страна, сотрясаемая многими невзгодами, от
засухи до баронских бунтов, находилась в крайне расстроенном состоянии, некий
священник по имени отец Патаран, служитель столичного храма Единого Творца,
человек незаурядный, наделенный и красноречием, и умением доходчиво излагать
толпе свои мысли, встал во главе движения, нареченного «Братством Совершенных»,
к коему примыкали не одни лишь простолюдины, но и немалое число гильдейских,
членов Сословий, дворян, в том числе и титулованных. Братство это, проповедовавшее
борьбу против всяческой неправедности и греховности путем отказа от мирской
роскоши и разномыслия, в короткое время снискало себе изрядное множество
сторонников – ибо во времена потрясений и бед, как мы не единожды имели случай
убедиться, нетрудно возбудить в обществе ярость и жажду действия, в особенности
если четко обозначить виновных и обещать, что с незамедлительным устранением
таковых жизнь наладится быстро…
Из всего этого возникла великая смута, принявшая характер
большой войны сторонников короля против приверженцев Братства, причем в обоих
лагерях хватало и титулованных дворян, и самого подлого люда, ибо раскол прошел
не меж Сословиями, а внутри самих Сословий, не миновав ни одного. Продлившись с
переменным успехом около полутора лет, война эта привела к гибели королевской
фамилии, большим людским жертвам. Немалое число городов было разгромлено и
сожжено. Победа Братства вынесла на опустевший трон отца Патарана, и
новоявленный правитель немедля приступил к преобразованиям, проходившим быстро
и энергично благодаря поддержке закаленной в боях армии. Вот и получилось, что
на волне успеха отец Патаран произвел изменения столь всеохватные и
решительные, что в иные, мирные времена для таковых потребовалось бы не одно
десятилетие (а посему и жертв, как расставшихся с жизнью, так и принужденных
бежать в изгнание, нашлось преизрядно).