Я вздохнула и попыталась больше внимания обращать на дорогу.
Но про себя я давала себе хороших пинков, потому что все было так просто, так
до ужаса просто.
— Когда я работаю, регулярно питаться не получается, и
выходит, что каждый раз, когда я приезжаю домой, мною овладевает ardeur.
— Иногда два раза за ночь, — сказал он. —
Сколько ты ела в те ночи, Анита? Я про обычную еду.
Я попыталась вспомнить и должна была честно признать:
— Иногда ничего.
— Интересно было бы, если бы ты вела дневник приёма
пищи. Можно было бы посмотреть, есть ли корреляция между голодом твоего
человеческого тела и другими видами голода.
— Ты так говоришь, будто знаешь ответ.
— Ты разве не заметила, что ликантропы любят готовить и
есть?
Я пожала плечами:
— Не задумывалась как-то.
И задумалась. Ричард готовил, и всегда либо звал меня
куда-нибудь поужинать, либо готовил для меня. Мика готовит, хотя в основном
этим занят Натэниел. Обычно у нас в доме собирается полно леопардов-оборотней
хотя бы на завтрак, либо на обед, либо на ужин.
— Ты хочешь сказать, что не без причины
мужчины-ликантропы, с которыми я встречалась, имели склонность к домашнему
хозяйству?
Он кивнул.
— Нам нужна отлично сбалансированная диета, с хорошим
содержанием белков. Помогает держать зверя в узде.
Я посмотрела на него — в свете улицы он был почти в тени.
Лавандовая рубашка была самым светлым пятном на нем.
— А почему мне никто до сих пор такого не говорил?
— Мы считали тебя в основном человеком, Анита. Но после
того, что я сегодня видел… — Он помолчал, подбирая слова. — Если бы я не
знал, что ты — человек, и не умеешь на самом деле выскользнуть из кожи и стать
леопардом, я бы решил, что ты из наших. Твои ощущения, как ты отбивалась, как
ты пахла — все было от оборотня. Ты совсем не как человек себя вела. Сверни
сюда на стоянку.
— Зачем? — спросила я.
— Надо поговорить.
Мне не понравилось, как это прозвучало, но я свернула на
стоянку в торговый квартал и припарковалась на первом же свободном месте, что
было довольно далеко от всех забегаловок. Магазины почти все были закрыты. Я
выключила двигатель, и мир внезапно затих. Где-то рокотала Олив, и доносилась
музыка из ресторанов, но в машине было тихо, как бывает тихо только в машине
после наступления темноты. Один поворот ключа — и тишина, уединение,
интимность.
Я повернулась к Натэниелу, натягивая ремень, но сидеть в
машине без ремня — мне не по себе от этого.
— Ладно, говори, — сказала я, и голос у меня
прозвучал почти обыденно.
Он повернулся на сиденье, насколько позволял ремень — он
знал мой пунктик на этот счёт. Сидел он лицом ко мне, коленом упираясь в
панель.
— Мы с тобой обращались так, будто ты человек, и теперь
я думаю, правы ли мы были.
— Ты хочешь сказать, я теперь перекинусь, потому что мы
стали триумвиратом?
Он покачал головой, длинная коса шелохнулась на коленях, как
тяжёлая кошка.
— Может быть, это как-то усугубит ситуацию, но я думаю,
одна из причин, почему ты никак не можешь подчинить себе ardeur, — в том,
что почти все советы тебе даёт вампир. А ему еда не нужна, Анита. Для Жан-Клода
есть только жажда крови и ardeur. А ликантроп не может перестать быть
человеком. Все равно приходится есть по-человечески — просто добавляется голод
зверя, но именно добавляется, а не заменяет.
Я подумала.
— То есть, когда я подавляю приступы нормального
голода, мне становится тяжелее подавлять ardeur?
Он кивнул, и снова волосы проехались по коленям, будто коса
подползала ко мне.
— Да.
Я ещё раз подумала, и не нашла брешей в этой логике.
— Ладно, допустим, ты прав. Так что мне делать? Я все
равно сегодня опаздываю, как обычно.
— Подъедем к окошку для машин. Возьмёшь себе что-нибудь
лёгкое, что можно съесть за рулём, а я возьму салат.
Я нахмурилась:
— Ты что? Салаты в драйв-апах никуда не годятся.
— Мне надо поесть перед выступлением.
— Чтобы лучше держать своего зверя?
— Да.
— Но зачем салат? Я думала, тебе что-нибудь белковое
нужно.
— Если бы тебе предстояло раздеваться перед
незнакомыми, ты бы тоже взяла салат.
— Один гамбургер за несколько часов до выступления — от
этого ты вес не наберёшь.
— Нет, но пузо вздуется.
— Я думала, это только с девушками случается.
— Нет.
— Значит, ты ешь салат, чтобы хорошо сегодня выглядеть.
Он кивнул, и волосы его свалились с ноги, перевалили через
рычаг передач. Очень тянуло потрогать эту густую косу. Голосочек в голове
спросил: «А что такого?» После того, что мы днём устроили, что может значить
волосок? Логично, но логика мало общего имеет с моим поведением по отношению к
Натэниелу.
Я сцепила руки на коленях, не давая себе до него
дотронуться, и почувствовала себя дурой. Что это я вообще творю? Я протянула
руку к тяжёлому витку волос, погладила его, будто это было что-то более
интимное, чем коса. Волосы были мягкие, тёплые. Я гладила их, пока говорила.
— Зверя никогда не раздирают противоречия?
— Нет, — сказал он, и голос его в тёмной тишине
прозвучал и тихо, и отчётливо.
Я осторожно стала вытягивать его косу, обмотанную вокруг
него.
— Но ты же борешься не с голодом по мясу и крови?
— Нет, не с ним.
Я добралась до конца косы, взяла его в руки.
— Я думала, что этот голод — зверь. Жажда погони и еды,
и все.
— А сейчас как ты думаешь?
Я погладила себя по ладони кончиком косы, и по коже
пробежала дрожь. Голос мой сорвался, когда я ответила:
— Ричард всегда говорил о своём звере так, будто это
его самые низменные побуждения — ну, похоть, леность, традиционные
грехи, — но грех подразумевает знание добра и зла. А здесь не было добра
или зла, ничего похожего на обычные мысли. Я до сих пор не понимала, насколько
мои мысли держатся на реалиях. Всегда думала о том, как одна реалия влияет на
другую. О последствиях своих действий.
Я взяла на руки ещё кусок его косы, будто змею — толстую,
мягкую змею. Собрала его волосы в охапку и позволила себе прижать их к груди.
Меня ограничивал ремень сиденья, а мне хотелось быть ближе к Натэниелу.
Прижимая ворох его волос к себе, я сказала: