Темная звезда - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 55

— Зажечь свечи, или ты располагаешь другим светильником?

Роман усмехнулся и произнес несколько слов. Комната окуталась мягким серебристым светом, похожим на лунный.

— А теперь смотри, эльф, — сказал Архипастырь, указывая на два висящих на стене портрета. — Это — Циала Тарская, еще до того, как она свершила свой беспримерный подвиг. А это — Эрасти Церна в бытность свою другом и советником императора Анхеля. Портреты прижизненные, послужившие образцами для канонических изображений, но по понятным причинам скрытые от глаз непосвященных.

Иными словами, нимбы и опущенные долу очи появились уже потом, а были они при жизни вот такими… — Филипп сдернул закрывающую изображения ткань и отступил назад, предоставив Роману любоваться наиболее почитаемыми в Благодатных землях святыми. Портреты были нарисованы на тонких листах серебра. Менестрель легко определил новоарцийскую школу, на самом деле бывшую староэльфийской — очевидно, художник был один и тот же, хотя разделяло портреты около тридцати лет.

…На Романа смотрело нежное женское лицо, надменное и прекрасное. Очень белая кожа, высокий лоб, обрамленный темными, но не черными волосами — на изгибах они отливают лисьей рыжиной. Огромные темные глаза под соболиными бровями, маленький чувственный рот… Циала напоминала принцессу Ланку, но была много прекрасней и холодней.

Вишневый бархат платья, золотое шитье и горящие тревожными огнями на шее и в волосах рубины создавали ореол таинственности, окутывающий юную женщину. Только сейчас Роман понял, как могут лгать иконы, сохраняя черты лица, но перекраивая, переиначивая характеры живших, любивших и ненавидевших людей в соответствии с отведенной им в Писании ролью. Истинную Циалу можно было назвать по-разному: Царственной, Прекрасной, Несравненной, но никак не Благословенной.

«Она любила власть, эта женщина, — подумал Роман, — власть и себя, а никак не Творца». И все же от нее нельзя было отвести взгляд.

С большим трудом эльф отвернулся от единственной женщины-Архипастыря в истории Церкви и тут же встретил взгляд Великомученика Эрасти. Такие лица не бросаются в глаза, но если каким-то образом на них обратишь внимание, они запоминаются навсегда. Нервные черты поражали почти эльфийской правильностью. Темные, коротко остриженные волосы, глаза цвета зеленоватого янтаря…

Эрасти стоял у открытого окна, откуда открывался вид на закат Черные шпили башен вырисовывались на фоне пылающего неба. Стройный темноволосый человек то ли надевал, то ли снимал кольцо с большим черно-фиолетовым камнем, но мысли его витали где-то далеко. Портрет оставлял странное щемящее чувство — изображенный был обречен и знал это. Он шел на осознанную жертву, но это не имело никакого отношения к исступлению религиозного фанатика. Лицо на портрете казалось смутно-знакомым, и эльфу это не нравилось. Разумеется, изображения Эрасти он видал и раньше, но это было бы слишком простым объяснением.

— Сколько ему тут лет? — услышал Роман свой голос.

— Тридцать пять. Портрет нарисован за год до ухода и за два до гибели…

— Потрясающее лицо, но все же я не понимаю, какое отношение все это имеет к Пророчеству…

— Ах да, молодому человеку нужен Белый Олень, — усмехнулся умудренный жизнью Архипастырь, — появившийся на свет тогда, когда Роман разменял свою пятую сотню, вы хотите Белого Оленя, что ж, любуйтесь, — Филипп указал на стоящий у стенки столик красного дерева, прикрытый тонким стеклом, — если вы поймете, что сей сон означает, вы намного умнее меня.

Роман с непривычным душевным трепетом нагнулся над гравюрой. Он сразу же узнал чудовищного оленя, разрывающего на куски свои жертвы, но картину дополняло множество других малопонятных деталей, которые он не рассмотрел в первый раз. Особенно поражало небо — оно прогибалось внутрь, словно его пыталась взломать извне неведомая угрожающая сила, представившаяся художнику в виде клубящихся облаков, в которых угадывались какие-то злобные безликие сущности. Всюду рушились дома, вскипали реки, во множестве гибли люди, а над умирающей землей закручивался небывалый вихрь, уносящий к далекой звезде, единственной и одинокой, неясную женскую фигурку, протягивающую руки к покидаемому ей миру.

С другой стороны, держа курс на ту же звезду, по бурному морю несся корабль, над которым были занесены хищные птичьи лапы, вырывающиеся из пылающих облаков, а в морских глубинах темнело нечто еще более черное, чем наплывающая чернота.

— Чудовищно… — прошептал Роман.

— А теперь посмотри на звезду!

Роман-Александр послушно уперся взглядом в маленькое пятнышко надежды. Сначала он ничего не заметил, но, вглядевшись внимательнее, увидел, что звезда вписана в некую серебристую строенную руну. Ту же, что… на шкатулке, подаренной Рене Аррою Темными эльфами. Эльф рывком повернулся к портретам.

— Правильно, — подтвердил Архипастырь. — Той же руной подписаны оба портрета.

— Звезда. Странное место для подписи.

— Если это подпись, то да. Но руна повторена трижды, возможно, она означает нечто другое…

— Кто художник? — вырвалось у Романа.

— Неизвестно. С твоего позволения… — Архипастырь набросил покров на надменную красавицу в рубинах и столик с чудовищным предсказанием. — Предлагаю сесть и подумать.

— Этот мастер пробыл при дворе не менее тридцати лет, иначе он никогда не смог бы изобразить и Эрасти, и Циалу…

— Но нам известны только две картины и эта гравюра. Где остальные?

— А где нашли это?

— У Церкви свои секреты… Нет, я не о тебе. Довольно долго я пытался выяснить происхождение этих и… еще некоторых вешей, но безуспешно. Единственным открытием было то, что в свое время считалось, что один портрет нарисовал сам Эрасти Церна, глядя на себя в зеркало.

— Но тогда получается…

— Тогда ничего не получается. Даже если он не погиб в Эстербуре, он не смог бы рисовать Циалу, не имея рук…

2228 год от В. И. 16-й день месяца Влюбленных.

Таяна. Высокий Замок.

Рене Рьего герцог Аррой возвращался с очередной конной прогулки раньше обычного. За последний месяц у него вошло в привычку по утрам уезжать из Высокого Замка. Были эти поездки бесцельны и беспорядочны и служили, видимо, одной-единственной цели — собраться с мыслями и побыть наедине с самим собой. Дядю часто сопровождал почти поправившийся Стефан со своей рысью. Преданный невозмутимо восседал на лошади впереди принца, и жители Гелани успели привыкнуть к диковинному зрелищу. Наследник чувствовал себя хорошо, Михай Годой, запертый на верхнем этаже Полуночной башни, к сожалению, тоже.

Рене предпочел бы, чтоб тарскийский господарь с большими потерями пережил удар кинжалом, но вел себя Годой тише воды ниже травы. Часами молча просиживал у окна, подкупать охранников не пытался, ничего для себя не просил, но и раскрывать тайну болезни Зенона не торопился. Средний принц все еще пребывал в состоянии пойманного, но не смирившегося животного. Он не узнавал никого — ни отца, ни братьев, ни бывшую невесту. Единственной надеждой был Роман, до возвращения которого оставалось около двух месяцев. А пока в Таяне царила жара.