--Ты надеешься выйти отсюда?--спросил в свою
очередь Флакк.
--Надеюсь?--не поняла Троя.
--Мы блуждаем еже три дня и не можем выйти из
болота,--пояснил Ю-Ю.
Собака присела и удивленно повернула свою
лохматую и грязную от болотной влаги голову.
--Вы, наверное, блуждаете, в собственных
предубеждениях,--сказала она и обратила морду вправо, в сторону, которую черт
считал юго-западом.--Вон там, за тем кустарником, болото кончается, и
начинается холмистая местность, за которой видны горы вражьего ущелья.
--Этого не может быть,-- не поверил Флакк.
--Ты не шутишь?--спросил Ю-Ю.
--Я вас выведу,--заверила их Троя.
Глава 20
Беатриче большую часть своего времени проводила
с Хамсином. Теперь у них был общий интерес: поиск выхода из лабиринта. Всех
остальных обитателей Глухих пещер это интересовало явно меньше. Многие из
общинников и вовсе не хотели бы никуда выходить отсюда. С внешним миром их
ничего не связывало, лабиринт стал их домом при рождении.
Иногда наместник пытался объяснить Бет основы
телепатии. Он считал, что если однажды у нее был контакт, то может быть и еще,
и, возможно, ему удастся именно через нее угомонить своевольный лабиринт. К
тому же, кроме этой девчонки у него не было других собеседников. К Бахраму он
потерял интерес, как только выяснил все, что хотел, и теперь Беатриче стала для
него новым объектом для изучения. Человеческое существо, родственница Яра
Отшельника и женщина Гавра - это стоило того, чтоб понаблюдать за ней более
внимательно. Что-то должно было отличать ее от остальных людей.
Но Бет относилась к Хамсину настороженно.
Невозможно было угадать, что у него на уме. Она не могла забыть и то, что он
собирался убить Гавра и захватить Дремучий мир, что он похитил ее, и именно ему
она была обязана заточением в лабиринте. А после того, как она узнала, что Ю-Ю,
скорее всего, погиб и виноват в этом тоже был Хамсин, и вовсе затаила на него
жгучую обиду. Но ее Бет пока старалась не проявлять. Ведь оба они хотели выйти
из Глухих пещер. И это, как ни странно, объединяло их. И чаще всего Беатриче
общалась именно со своим злейшим врагом.
--Нужно настроиться на прием, попытаться
поймать нужную волну,--объяснял Хамсин.--Это не просто даже тем, кто делает это
постоянно. И особенно не легко, когда тот, с кем ты хочешь установить контакт,
сам не желает этого. В нашем случае, все еще сложнее, потому что совершенно не
ясно с кем мы вообще имеем дело.
--Ты и раньше не знал, что представляет собой
лабиринт?--спросила Бет.
--Когда раньше?
--Я слышала, что когда-то у тебя совсем не было
с ним проблем. Ты ведь сумел здесь целый поселок организовать.
--Ну, во-первых, никаких селений я
организовывать тут не собирался. Я вообще не понимаю, как они тут все выжили.
Да еще и некое подобие цивилизации создали. Во-вторых, эти пещеры я стал
использовать в качестве тюрьмы не так уж и давно. Тогда все было спокойно, и
то, что лабиринт может трансформироваться, скрывая выход, было преимуществом.
Только я не знал, что он и против меня станет действовать, не предполагал, что
он может быть опасен для наместника.
Иногда Беатриче с трудом справлялась с желанием
вывести Хамсина на чистую воду. Она замечала, что он стал больше доверять ей,
но сама только еще больше злилась на него и на себя за одно. Она понимала, что
здесь для него является единственной собеседницей, и испытывала приступы
ненависти к ожесточенному наместнику, заточившему ее в проклятый лабиринт. Но
время от времени, не надолго, лишь на мгновенье, ей вдруг становилось его жаль,
потому что женским чутьем она улавливала его глубокое, печальное одиночество.
Но и это случайное чувство перекрывалось антипатией к нему. Он, презиравший
людей и превращавший их в своих рабов, порой начинал ей казаться воплощением
мирового зла.
--Тебя не волнует, что люди тебя
ненавидят?--спросила она однажды невпопад, потому что речь шла совсем о другом.
Хамсин осекся и замолчал, сбившись с мысли.
Потом сказал:
--Мне все равно.
Беатриче почувствовала, как в ней просыпается
азарт разведчика, стремящегося выведать что-то секретное.
--Тебе никогда не хотелось, чтоб тебя кто-то
любил или уважал?
--Мне больше нравится, когда меня бояться,
--надменно изрек наместник, обретая свое прежнее лицо.
--Думаешь, Саб-Бияр тебя боялся или боится
сейчас?
--Он, может быть, и нет. И я его за это уважаю.
Но остальные рабы меня бояться.
--А твоя армия? Разве воины не должны уважать
своего командующего?
--Почему ты спрашиваешь меня об этом? Какое
тебе дело?--начал злиться Хамсин.
--Ты прав, никакого. Просто странно. Ты
наполовину человек, но ничего человеческого в тебе нет.
Титан усмехнулся.
--Ты думала, что оскорбишь меня этим? А я
принимаю это, как комплимент.
--Да. Мне известно твое отношение к людям.
Какой же ты злой! Даже Саргон не идет с тобой в сравнение.
Хамсин был очень удивлен этим внезапным
сопоставлением. Так удивлен, что вдруг снял свой шлем, будто он сейчас вдруг
стал мешать ему видеть или слышать. Он повернул голову в сторону Бет и
уставился сквозь нее.
--Причем здесь Хозяин?--спросил он.
Беатриче и сама не понимала, почему вдруг
вспомнила о Лютом Князе. Наверное, по старой человеческой привычке она пыталась
олицетворение вселенского зла сосредоточить в чем-то или ком-то одном. Так она,
смущаясь отчего-то, и объяснила наместнику своё непредумышленное сравнение.
На его губах снова возникла ухмылка. А за этим
последовал монолог, от которого Беатриче покрылась испариной.
--Никакого вселенского или космического зла не
существует. Не существует зла извне. Эту байку придумали сами люди. А знаешь
зачем? Чтоб прикрыть собственные преступления. Попробуй объединить вместе все
омерзительные злодеяния и изуверские изобретения, что сотворили люди за все
время существования Тварного мира. Орудия пыток и казни, нескончаемые войны,
атомную бомбу, наконец. Тогда ты увидишь, кто на самом деле воплощает собой
мировое зло. Ибо не я и не мой Хозяин придумали все это. Все зло, что есть на
свете заключено в самом человеке.
Он замолчал. Бет была обескуражена и почти
убеждена, но не хотела сдаваться.
--А как же дети?--спросила она в надежде хоть
кого-то оправдать из представителей своего племени.
--Первые десять-пятнадцать лет человеческой
жизни ничего не значат. В масштабе вечности это мгновенье столь краткое, что
общей картины изменить не в состоянии.
--Я просто чудовищем себя почувствовала после
твоих слов,--сказала, наконец, Бет.--А между тем, я не убила ни одного
человека, не изобрела бомбу, никому не причиняла никакого вреда. И я все равно
монстр?