Флетчер приехал в город, где каждую осень встречался с адвокатом Митчелом Уэбстером и своим другом и финансовым советником Уильямом Баннисте-ром. Им предстояло обсудить распределение доходов в конце осенней matanza — забоя скота на шкуры и жир, — а также продажу нескольких тысяч голов, отправляемых на северные золотые прииски.
Встреча прошла, как и планировалось. Уэбстер — уехал, а Уильям отправился с Остином в роскошный клуб «Стокман», где к ним присоединился Винсент. С момента своего появления молодой человек говорил только о Кэрли.
— Как она могла это сделать? — продолжал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к Флетчеру. — Я думал, что не совсем безразличен ей.
— Очевидно, мы надавили на нее слишком сильно.
Официант принес хрустальные бокалы с превосходным ирландским виски и содовой, поставил их на полированный стол из розового дерева и тихо удалился.
Флетчер покачал головой:
— Мне следовало предвидеть, что она взбунтуется… В конце концов, она — дочь своей матери.
Последнюю фразу он произнес с неожиданной гордостью. Люси Остин, красивая, талантливая, умная, не походила на других женщин. Она загубила свою жизнь, связавшись с никчемным шахтером из Филадельфии. Тогда их семья была бедной, и Люси не, верила брату, утверждавшему, что разбогатеет и позаботится обо всех.
Брак с красивым голубоглазым Патриком Мак-Коннеллом был глупым шагом. Люси жилось трудно. Но в письмах к Остину она никогда не жаловалась.
— Все повернулось весьма неожиданным образом, — заметил Уильям. — Как видишь, мой сын еще не оправился от потери. Он очень высоко ценил Кэрли.
— Сожалею, друг мой. Отчасти в этом виноват я. Думаю, она не поступила бы так, если бы мы дали ей чуть больше времени.
— Вы полагаете, она сделала это назло вам? — оживился Винсент. — И я не совсем безразличен ей? — Он откинулся на спинку кресла. — Да, надеюсь, это так. Ведь она почти не знала этого человека. Один Господь ведает, какие страдания ей приходится выносить. К несчастью для нас обоих.
Винсент все говорил о плачевном положении Кэрли, но мысли Флетчера внезапно устремились в другом направлении.
— Извини, Винсент. Кажется, ты сказал… что она почти не знала его?
— Конечно.
Флетчер потер подбородок:
— Не исключено, что она знает его лучше, чем мы предполагали.
— Что вы имеете в виду?
— Возможно, де ла Герра связан с этим преступником, Эль Драконом. Думаю, он и Кэрли были вместе, пока ее держали в горах.
— Не могу этого вообразить, — возразил Уильям. — Семья де ла Герра пользуется большим уважением. К тому же дон Рамон был с нами в ту — ночь, когда Эль Дракон ограбил дилижанс.
— Верно, но, если де ла Герра связан с разбойником, он мог заказать похищение. Наша взаимная неприязнь весьма сильна. Он с радостью насолил мне… похитив племянницу. Если негодяй обесчестил ее, Кэрли пришлось выйти за него замуж.
— Но почему же она скрыла это, оказавшись на свободе?! — воскликнул Винсент.
Молодой человек, конечно, предпочел бы другую версию, но Флетчер верил, что близок к разгадке.
— Не знаю. — Остин откинулся на спинку кресла и постучал толстым пальцем по бокалу. — Вернувшись в дель Роблес, я постараюсь выяснить правду.
После возвращения Рамона прошла неделя — неделя страстных поцелуев и жарких ночей. Однажды они отправились в безлюдное место на земле дель Роблес, куда Рамон приходил в детстве. Узкий ручей падал сверху в неглубокий пруд, окруженный соснами, и они предавались любви в зеленой траве у воды.
Утром Кэрли улыбнулась, вспомнив эти минуты, потом поднялась с постели. Рамон уже ушел, чтобы закончить с мужчинами осеннюю matanza. Все работали не покладая рук: собирали скот, клеймили бычков, браковали больных животных, отделяли тех, кого отправляли на бойню, от тех, что подлежали продаже.
Кэрли потянулась и зевнула; у нее немного болела спина после того, как она таскала большие железные горшки, в которых топили жир забитого скота. Часть сала продавали, но кое-что оставляли себе для изготовления мыла и свечей.
Мать и тетка Рамона, активно участвуя в этом процессе, явно радовались тому, что Кэрли охотно всем помогает.
Надев серую юбку и белую блузку, она накинула платок и вышла из дома. На ранчо кипела работа: ковбои седлали лошадей, с кухни доносились голоса мужчин, заканчивающих завтрак. Синее Одеяло .давно уже была на ногах, сновала по дому, гремела сковородами и горшками, убирала тарелки. Даже на этом маленьком ранчо повариха вставала задолго до рассвета, чтобы развести огонь, приготовить кофе и какао, изжарить лепешки и мясо.
Кэрли начала помогать ей, наслаждаясь аппетитными запахами. Но когда солнце поднялось над горами и залило поля золотистым светом, она покинула кухню и отправилась искать Рамона. День был теплым, небо — ярко-синим.
Проходя через эвкалиптовую рощу, Кэрли обнаружила, что мужа нет среди ковбоев, которые отлавливали скот на поле. Она залюбовалась ловкостью пастухов, искусно обращавшихся с длинной плетеной веревкой — reata. Бычка отделяли от стада, один всадник набрасывал лассо на шею животного, другой стягивал его ноги и валил на землю.
Убивали животных быстро и умело, но это зрелище заставило Кэрли повернуть к дому. Однако, заметив на отдаленном пастбище группу мужчин, она направилась туда, вышла из зарослей, остановилась возле старого дуба и поискала . взглядом Рамона. Здесь был Рей дель Сол; когда конь склонял голову, его светлая грива переливалась на солнце. Фыркая и перебирая ногами, жеребец толкал красивую белую кобылу, и Кэрли поняла его намерения.
Она замерла, загипнотизированная этой картиной. Прекрасный светло-гнедой жеребец забрался на свою великолепную подругу. Какая мощь, подумала Кэрли, какое яростное, раскрепощенное желание! Животные ржали и фыркали, били копытами землю. Жеребец оскалил зубы, потом ухватил ими кобылу за шею.
Он забрался на нее, поставив копыта ей на спину. Потом вонзил в кобылу огромный орган, легко овладел ею, взяв то, что предназначила для него природа. Кэрли ощутила странный жар. Когда жеребец начал двигаться, мощными толчками вводя свое орудие в подругу, по спине девушки побежали мурашки, во рту пересохло.
Она не слышала бесшумных шагов Рамона, но ощутила щекой его теплое дыхание.
— Потрясающее зрелище, правда? Жеребец на кобыле. Это гимн жизни!
Кэрли облизнула пересохшие губы, внезапно осознав, что Рамон прижался к ней своим сильным телом. Он был возбужден.
— Да. Это прекрасно.
— Si… По-моему, тоже.
Его рука скользнула по ее груди и нашла сосок, который тут же набух. Кэрли услышала нежные слова, ласкавшие ее слух:
— Чувствуешь, дорогая? Ощущаешь его голод, силу желания? Видишь, как он подчиняет ее себе, берет то, что хочет получить, заставляет кобылу отдаться?