— Да, Сол, я хотела бы, чтобы ты пригласил сюда моего дядю, — сказала Кэтрин.
Сол побледнел так, словно увидел привидение. Узкая рука его потянулась к сердцу, рот приоткрылся.
— Леди Кэтрин, — выдавил он.
— Да, Сол. Уверяю тебя, я не призрак.
— Но где вы были? Мы все думали, что… что вы умерли, миледи.
— Как видишь, я жива и в добром здравии, и очень рада, что дома, — сказала Кэтрин и, устало улыбнувшись, добавила: — А теперь, надеюсь, ты уже пришел в себя настолько, чтобы позвать дядю Гила?
— Да, миледи. Конечно.
— Да, Сол, это — Габриэлла. Я бы хотела, чтобы ты помог ей устроиться. Мы прибыли издалека. Думаю, она хочет отдохнуть.
— Ну конечно, миледи. Сию минуту.
Проводив Кэтрин через завешенный гобеленами зал в «красный» салон, дворецкий повел Габриэллу наверх — на половину слуг.
Кэтрин упала на мягкий диван, обитый красным бархатом с ручной вышивкой. Сердце бешено колотилось. Она готовила себя к этому моменту, знала, что он наступит, и все же мечтала как-нибудь избежать объяснений. Двери «красного» салона распахнулись. Вошел дядя Гил. Он был худощавым, жилистым. Волосы его, посеребренные сединой, были по-прежнему густые. Глаза были такие же зеленые, как у Кэтрин. Герцог был среднего роста и, тем не менее, всегда казался высоким.
Увидев Кэтрин, дядя Гил так и застыл на пороге комнаты, не в силах сделать ни шагу. Он просто стоял и смотрел, словно боясь поверить в то, что девушка в комнате — его племянница, а не привидение.
— Кэтрин, — прошептал он и протянул к ней руки.
У Кэтрин ком подкатил к горлу. Мгновение — и она летела навстречу дяде, упала ему на грудь и разрыдалась.
— Моя родная, — проговорил старик и заплакал, — А мы думали, что тебя нет в живых.
— О, дядя Гил, так много всего случилось, — сказала Кэтрин, обнимая дядю, и он крепко, словно боясь потерять, прижал ее к себе.
Долго еще они стояли так. Кэтрин, счастливая, что вновь дома, с людьми, которые любят ее, а Гил возносил молчаливую хвалу Господу за то, что вернул ему его сокровище.
— Пойдем сядем, — ласково предложил герцог.
Он подвел ее к дивану, усадил и сам сел рядом.
— Я так виноват перед тобой, — неожиданно для Кэтрин начал дядя. — Я все время спрашивал себя, случилось бы то, исполни я свой долг. Если бы я не отпускал тебя одну в Лондон, а поехал бы с тобой, не перепоручал бы тебя заботам двоюродного брата и его жены, если бы ты осталась при мне…
— Ты не виноват. Откуда ты мог знать, как все произойдет? Как мог вообще кто-то предполагать подобное?
И Кэтрин начала рассказывать о своих злоключениях. С той самой злополучной ночи, как ее выкрали из спальни и утащили в ночь.
— В реке нашли труп молодой женщины, — перебил герцог. — Узнать ее было уже невозможно, но возраста она была примерно твоего. Все поверили, что это ты.
Кэтрин поежилась.
— Может, все было так и задумано: заставить вас поверить в мою смерть.
И Кэтрин продолжала: о том, как была продана цыганам, как попала во Францию, как ее собирались продать паше, а вместо этого перепродали цыгану по имени Вацлав, как она оказалась в таборе пиндаров.
— Бедная девочка! Сколько ты выстрадала! — с сердцем произнес дядя, сжимая руку Кэтрин.
— Вначале я действительно пала духом, думала, что умру. И все-таки я жива.
Дядя Гил нахмурился.
— И эти цыгане, пиндары, помогли тебе вернуться домой?
Вот наконец они и добрались до места, о котором Кэтрин тяжелее всего было говорить.
— Среди них был один — мужчина по имени Домини. Он присматривал за мной, опекал и кормил. Он должен был привезти меня домой, но я… — Кэтрин отвернулась, не в силах продолжать.
— Не волнуйся, девочка. Если не хочешь — не рассказывай. Ты дома, в безопасности. Все остальное не важно.
— Я хочу рассказать, дядя Гил. Я должна. Будет довольно трудно вернуться к прежней жизни.
«Не просто трудно, скорее невозможно», — подумал Гил, но вслух говорить не стал. Какое все это имеет значение, если племянница здесь, рядом. Живая и невредимая. Как отплатить Господу за такой подарок?! Войдя в комнату, Гил едва узнал Кэтрин, так сильно она изменилась. Перед ним была не маленькая девочка, которую он помнил, а взрослая женщина — уверенная в себе и сильная.
— Расскажи мне об этом Домини, — сказал Гил, деликатно выводя ее на разговор.
Кэтрин грустно улыбнулась. Гил заметил в ее взгляде любовь и боль.
— Домини высокий, очень высокий, и кожа его смуглая и гладкая. Он очень красив — я не встречала мужчин красивее. Он совсем не такой, как эти лондонские денди. Он красив по-мужски. По правде говоря, он цыган только наполовину. Я думаю, отец у него — англичанин, хотя точно не знаю. Похоже, они не ладят с отцом.
— Понимаю.
— Хочешь верь, хочешь нет, но он не просто грамотен, а еще и хорошо образован.
Гил хмыкнул.
— Действительно странно звучит — образованный цыган.
— Совершенно верно, к тому же куда благороднее, чем многие из английских джентльменов,
— Что он сказал, когда узнал, кто ты такая?
— Ничего я ему не рассказала. Я пыталась сделать это несколько раз до встречи с ним, но, видишь ли, мне не верили и только били за это.
У старика защемило сердце. Что пришлось вытерпеть девочке! Он подумал о человеке, продавшем ее цыганам. Зачем? Кто мог совершить такое? Он поклялся себе найти ответы на эти вопросы. Негодяй поплатится за содеянное — будет плакать кровавыми слезами.
— Если бы ты ему рассказала, он помог бы тебе.
— Конечно. Он и так меня выручил: выкупил меня у Вацлава. Он заботился обо мне, защищал, даже с риском для жизни…
Кэтрин отвернулась и долго смотрела на огонь, пылавший в камине.
— Я полюбила его, дядя Гил, — тихо сказала Кэтрин и в этот момент стала такой беззащитной, как маленькая девочка, которую обидели. — Я не хотела. Я знала, что не должна — я старалась изо всех сил не поддаваться этому чувству, но… — Кэтрин затеребила платье.
— А этот мужчина, цыган, он тоже тебя любит?
— Нет, — покачала головой Кэтрин и, сделав над собой усилие, подняла глаза на дядю. — Но он в этом не виноват. Вначале я злилась. Я думала, что он меня просто использовал. Теперь я понимаю, что по-своему я была ему дорога. И он был честен со мной с самого начала.
— Он сказал, что не любит тебя? — Гил еле сдержался, чтобы не сказать, что он думает об этом негодяе Домини.
— Нет. Но я знаю, что он поклялся не жениться. И даже если бы он хотел жениться, ничего бы у нас не вышло. Я должна жить как графиня, а не как цыганка.