Языки их соприкоснулись, он спустил блузу с плеча, дотянулся до груди, двумя пальцами стал ласкать сосок. Он целовал ее шею, теребил губами мочку уха, опускаясь по плечу все ниже и ниже. Когда он коснулся губами груди, взял сосок в рот, лаская его языком, Кэтрин знала, что все те правильные и мудрые решения, принятые накануне, ничто в сравнении с этим наслаждением.
В этот самый последний раз она отдаст себя чувству, которое будет в ее жизни первым и последним.
— Люби меня, Доминик. Я хочу…
Доминик приподнял голову, посмотрел на нее.
— Я никогда еще не хотел женщину так, как хочу тебя. — Он снова стал ее целовать.
Кэтрин чувствовала, как рука его, скользя по бедрам, пробирается к самой сердцевине ее существа.
— Там так влажно, — прошептал он почти с благоговением, — так туго и так хорошо.
Она раскрылась перед ним, позволила пальцам его проникнуть внутрь, творить свое волшебство. Ничто больше не имело значения — лишь тот жар, что рос в ней. Когда он отстранился, чтобы раздеться, Кэтрин остановила его, прижавшись к нему всем телом.
— Нет, — прошептала она, — я не хочу так долго ждать.
Пальцы его быстро расстегнули пуговицы на бриджах, рука ее крепко сомкнулась вокруг его твердого древка.
— Полегче, малышка. Подожди.
— Я хочу тебя, — сказала Кэтрин. — Сейчас. Сию минуту.
Доминик, кажется, проникся ее желанием. Он накрыл ее своим сильным телом, задрал вверх ее юбки. Кэтрин шире раскинула ноги. Сжав в руках ее ягодицы, он приподнял ее и одним мощным резким движением вошел внутрь.
Кэтрин застонала. Прижавшись к его мускулистым плечам, она выгибалась навстречу каждому толчку. Через несколько минут она была уже на вершине блаженства. Доминик, все ускоряя темп, заставлял ее подниматься все выше и выше, заставлял ее желать слиться с ним.
Кэтрин закинула голову назад, извиваясь, вонзила ногти в его сильную спину. Когда эта сладкая мука стала невыносимой, она закричала и взвилась куда-то за пределы этого бренного мира. Сколько она парила в этом океане чистейшего блаженства? С ним она узнала, что такое наслаждение, что такое счастье.
Как можно после этого расстаться с ним?
Доминик в исступлении повторял ее имя. Потом, когда все закончилось, они еще долго лежали в объятиях друг друга. И молчали.
— Я все утро мечтал об этом, — сказал наконец Доминик, целуя ее во влажный висок, — боялся только, что тебе будет больно.
— Мне чудно, — ответила Кэтрин. — Лучше, чем чудно.
— Я не хотел так торопиться, — улыбнулся Доминик.
— Ты — прелесть.
Доминик нежно коснулся ее губ.
— Мне бы хотелось лежать здесь с тобой еще и еще, но, увы, не могу. Мне надо уехать, Кэтрин. Завтра вечером я вернусь.
— Куда ты едешь?
— В городе есть таверна «Черный буйвол». Владелец — романе гаджио — друг цыган. Он у нас как связной — получает сообщения от некоторых наших друзей и передает нам. Вчера мне сказали, что посыльный моего отца приезжает в маленький городок на побережье.
— От отца? — переспросила Кэтрин, оправляя платье.
Доминик тоже сел и стал застегивать брюки.
— Это долгая история. Когда-нибудь я ее тебе расскажу.
— Доминик…
— А пока я хочу, чтобы ты знала, что я все уладил.
— Доминик, ты должен выслушать меня…
— Я выслушаю, обещаю тебе. Мы обо всем поговорим, и я отвечу на все твои вопросы, но только после моего возвращения. Знай только, у меня довольно денег, чтобы о тебе позаботиться. Когда мы приедем в Лондон, я сниму тебе дом в предместье. У тебя будет много красивых нарядов и слуг — у тебя будет все, что пожелаешь.
Кэтрин растерялась.
— О чем ты говоришь?
— Я говорю о том, что мы будем вместе, как сейчас. Я иногда буду уезжать от тебя по делам, но мы сможем часто видеться, и ты, любовь моя, ни в чем не будешь нуждаться.
Понемногу до Кэтрин стал доходить смысл его предложения.
— Ты собираешься поселить меня в загородном доме? У тебя есть для этого деньги?
— Да.
— В Лондоне?
— Да.
— Так ты собираешься сделать меня своей содержанкой?
— Кэтрин, — взволнованно заговорил Доминик, — англичанин не женится на тебе. Теперь уже никогда не женится.
— А как же ты, Доминик? Ты, кажется, тоже не собираешься жениться. Или я уже надоела тебе?
Доминик помрачнел.
— Я уже говорил тебе, Катрина, я никогда не женюсь. Это дело решенное. Пойми, это не так уж важно — замужем ты или нет. Я позабочусь, чтобы ты была окружена вниманием, лаской, чтобы у тебя были деньги…
Все казалось таким унизительным, что Кэтрин боялась сойти с ума. Она начала хохотать, хохотать как безумная, как не смеялась никогда в жизни.
— Ты собираешься сделать меня твоей любовницей? Представить всему Лондону как твою шлюху? Как это мило, Доминик. Я должна была догадаться, что ты ловкач по улаживанию дел. — Кэтрин смеялась почти истерически.
— Прекрати! — Доминик начинал выходить из себя. — Я думал, ты будешь довольна… или, может, ты боишься, что кто-то в Лондоне знает, что я цыган? Можешь не беспокоиться.
Кэтрин не могла остановить полубезумный смех.
Как могла она хоть на секунду поверить, что он испытывает к ней глубокие чувства? Как она могла быть такой дурой? Кэтрин вспомнила о Яне. «Ты ему скоро надоешь, как надоела я». Кэтрин вспомнила предупреждение Персы: «Мой сын никогда не женится». Ком подкатил к горлу.
Для Доминика она была лишь очередной покоренной вершиной, еще одной женщиной-на-время. Он добился того, чего хотел с самого начала. Она вспомнила о том, как только что просила любить ее — он добился даже большего, чем предполагал.
— Прости, Доминик, — сказала она, проглотив обиду и слезы. — Твое происхождение здесь ни при чем. Просто…
Кэтрин тихонько рассмеялась, но смех ее был слишком похож на плач. Как страдала она, как мучилась, собираясь рассказать о том, почему им не суждено быть вместе. Сейчас, после того, что он предложил, в душераздирающей исповеди необходимости не было.
— Ты прав, — продолжала Кэтрин. — Ты сообщил мне чудесную новость. Это и в самом деле все решает.
Согласись Кэтрин на это унизительное предложение, ее честь и честь семьи была бы запятнана навсегда. А еще был тот человек, который хочет ее смерти. Не очень-то он обрадуется появлению Кэтрин! Один Бог знает, чего еще от него ждать.
— Конечно, — согласился Доминик, однако в голосе его не было уверенности. — Ты будешь счастлива. Обещаю тебе. Только верь мне, а об остальном я позабочусь.