Сюльпис, ободренный моими советами, обещал мне серьезно
взяться за дело. С того дня я старался создать для него благоприятную
обстановку и вскоре убедился, что самые первые его попытки были чрезвычайно
успешны, однако, оставаясь в плену у робости, он не сумел ими воспользоваться.
Он был любим — это все, что он знал достоверно, и несколько стыдливых поцелуев
были тому залогом. Когда я попенял Сюльпису за его непростительную
неповоротливость, он сказал:
— Друг мой, я был бы смелее с представителем своего
пола, но эти проклятые юбки меня смущают.
— Отнесись к ним благосклоннее, дитя мое, — сказал
я этому очаровательному юноше, — этот признак негодного, слабого и
презренного пола дает нам понять еще лучше, как низко должен ценить его всякий
разумный мужчина. Задери повыше юбки, которые тебя отпугивают, и насладившись,
ты лучше оценишь то, что под ними скрыто. Но не ошибись, — продолжал я с
тайной ревностью, желая сохранить для себя содомитские розы восхитительнейшего
зада, который предполагал у Жозефины, — и помни, что не между ягодицами, а
спереди, между бедрами, природа поместила храм, где мужчина должен воздавать
почести женщинам. Вначале ты испытаешь небольшое сопротивление, но пусть оно
еще сильнее распалит тебя: толкай, дави, разрывай, и очень скоро ты
восторжествуешь.
На следующий день я с искренним удовлетворением узнал, что
операция была сделана, и что в изящных руках своего брата прекраснейшая из дев
наконец сделалась женщиной. Оказалось, что Сюльпис вовсе не испытал того
пресыщения, последствия которого были столь устойчивы во мне, и после первого
наслаждения влюбился в сестру в тысячу раз сильнее, и я, снедаемый ревностью,
увидел, что мне не остается иного средства для достижения цели, кроме хитрости
и коварства. Я спешил: мой ученик мог получить от своего воображения советы
вкусить блаженство в том месте, где я собирался сорвать первые цветы, а этого я
бы никогда не простил ему. Их свидания происходили в кабинете неподалеку от
моей комнаты, поэтому, проделав отверстие в стене, я мог видеть все
подробности. Я хотел предупредить Сюльписа: он мог увлечься, и тогда надо было
вмешаться и остановить идущий от природы порыв. Какой пыл! Какой темперамент с
одной стороны! Сколько грации, свежести и красоты с другой! О Микеланджело! Вот
кого должен был ты избрать своими моделями, когда твоя искусная кисть рисовала
нам Амура и Психею. Судите сами о состоянии, в котором я находился: нет
необходимости описывать его. Не в моем возрасте можно было созерцать
хладнокровно подобный спектакль, мой обезумевший член сам стучался в стенку,
как будто в отчаянии от преград, стоявших перед его желаниями. Не желая более
томить его, на следующий же день я выбрал самый жаркий эпизод из каждодневного
спектакля и ворвался в кабинет.
— Жозефина, — заявил я своей юной ученице, почти
потерявшей сознание от страха, — ваше недостойное поведение погубило вас;
мой долг — сообщить о нем вашим родителям, и я сделаю это сию же минуту, если
вы не согласитесь оба принять меня третьим в свои утехи.
— Ты — злой человек, — гневно сказал мне бедный
Сюльпис, держа в руке член, весь залитый спермой, которая только что пролилась
струей в целомудренную вагину его прекрасной возлюбленной, — разве не сам
ты устроил ловушку, в которую мы сегодня угодили? Разве то, что случилось, не
есть результат твоих коварных наущений?
— Я не желаю спорить с вами, — нахально заявил
я, — но было бы недостойно с моей стороны, если бы я давал вам такие
советы.
— Но разве достойно то, что ты нам сейчас предлагаешь?
— Сюльпис, виновен я или нет, от этого вина ваша не
уменьшается, и громадная разница между тем, в чем вы меня обвиняете, и тем, чем
занимаетесь сами, заключается в том, что ваше поведение подтверждают факты, а
мое никто не докажет. Однако будьте благоразумны и давайте лучше прекратим
спор, который никак не вяжется с бурными желаниями, которые разожгло во мне
ваше занятие; признаемте все свою вину и не будем больше упрекать друг друга.
Вы сами видите, что я имею право ставить условия: я застал вас, и мне поверят;
вы сможете сослаться только на мои слова — я могу представить факты.
И не дожидаясь ответа Сюльписа, я схватил Жозефину, которая
после недолгого сопротивления, сломленного моими угрозами, предоставила мне
свой восхитительный зад, а он действительно превзошел все мои ожидания. Я
уложил маленькую прелестницу на голое тело ее братца, который не замедлил
заключить ее в объятия и ввести свой скромных размеров инструмент в ее вагину,
а я, втолкнув свой в задниц проход девственницы, оказавшейся в очень удобной
позе, причинил ей настолько сильную боль, что она позабыла про удовольствие,
которое хотел доставить ей брат-любовник: она не выдержала пытки, так как я
едва не разорвал ее пополам, резко повернулась и вытолкнула мой член из
пещерки. Она истекала кровью, но это меня не пугало: жалость не может заставить
сложить оружие такой орган, как у меня. Я снова схватил ее, крепче насадил на
копье Сюльписа, по-прежнему твердое и неумолимое, и опять вонзил свой коя ей в
задницу; на этот раз одна моя рука крепко держала ее за бедра, а другой я изо
всех сил бил ее по ягодицам, обезумев от ярости, в которую привело меня ее
сопротивление; я оскорблял ее, я угрожал ей и, наверное, разворотил ей все
потроха; я бы скорее убил ее, чем смилостивился: мне нужна была ее задница или
ее жизнь.
— Подожди меня, Сюльпис, — закричал я, — мы
кончим вместе, друг мой; зальем ее со всех сторон, и я бы хотел, чтобы сейчас
кто-то третий извергнулся ей в рот, чтобы она испытала несказанное наслаждение,
когда сперма хлынет во все отверстия ее тела.
Но Сюльпис, который почувствовал, как Жозефина, несмотря на
боль, испытала оргазм в его объятиях, так вот, Сюльпис не смог более
сдерживаться: он излил свое семя, я сделал то же самое следом, и мы все трое
были счастливы.
Вскоре начались новые эпизоды. Я сорвал цветок невинности,
которого так жаждал и который уже не представлял собой никакой для меня
ценности, поэтому я оставил сорванную розу Сюльпису, заставил его содомировать
Жозефину; я вставил инструмент своей рукой, чтобы он не заблудился, а сам
овладел им сзади, и вот мы втроем слились в одном объятии, как истинные дети
Содома. Не меняя положения, мы извергнулись дважды, и тут меня охватила
странная мания — желание насладиться вагиной. Мне представилось, какой узкой
должна быть пещерка Жозефины, так как брешь в ней пробило орудие, намного
меньше по размерам, чем мое; итак, я насадил ее на свой кол и захотел, чтобы в
это время меня содомировал мой ученик. Трудно себе представить, с каким пылом извергнулась
моя маленькая сучка: я почувствовал, как она три раза сотрясалась в конвульсиях
в моих объятиях, пока я обсасывал ее рот. Я залил ее семенем, получив порцию
чужого в свой зад, и мы без сил откинулись на диван, подле которого благодаря
моим заботам тотчас появился сытный обед. Мы больше не могли совокупляться, но
у нас достало сил сосать друг друга. Я потребовал эту услугу от Жозефины, и
пока ее благоуханный ротик смаковал меня, мои губы сжимали трепетный член
Сюльписа. Затем я тискал руками два восхитительных зада, мой ученик прочищал
мне седалище, его сестра ласкала мои яички; я получил сперму, сбросил свою,
Жозефина извергнулась еще раз, и мы, подгоняемые временем, расстались, пообещав
друг другу неоднократно повторять эту сцену, изобретение которой в конечном
счете мои новички мне простили.