Последний клиент рассказал о нас всему городу, и мы
оказались в настоящей осаде. Один из посетителей привел с собой двух
негритянок. Вначале они вдвоем ласкали меня, и контраст белого и черного
произвел на него потрясающее действие: он вскочил и принялся пороть негритянок,
пока шоколадного цвета кожа не окрасилась кровью, а я в это время сосала его.
Затем настала очередь негритянок: они обработали беднягу многохвостой плетью с
железными наконечниками и бичом из воловьей кожи, приведя его в исступление; он
овладел моим задом, одна негритянка вставила ему в потроха массивный
искусственный член, а вторая подставила ягодицы, которые он кусал в продолжение
всего акта. У этого субъекта я украла превосходный бриллиант, пока сосала ему
орган, и еще получила тысячу цехинов за приятный вечер.
Был еще один необычный клиент. Он велел привязать себя к
раздвижной лесенке, какой пользуются художники, наши служанки вооружились
розгами и принялись избивать его самым немилосердным образом, а Дюран сосала
ему член. Я, взобравшись на верхнюю ступеньку, испражнялась на его поднятое
вверх лицо. Когда наконец его пенис также поднялся, мы поставили клиента на
колени, разыграли роль безжалостных судей и приговорили его к жуткой казни,
которую и совершили посредством картонных орудий — только хлыст, которым я его
била при этом, был настоящий; от моих ударов он испытал оргазм, дал нам пятьсот
цехинов и быстро ретировался, от стыда не смея даже взглянуть на нас.
Наших новых служанок мы также выпустили на арену:
девственность Розальбы продали не менее восемнадцати раз, за дефлорацию ее
задней норки получили плату с тридцати клиентов; двадцать два раза было продано
право пробить брешь во влагалище Лилы, а в ее заднем проходе — тридцать шесть
раз. Словом, эти четыре виноградника принесли нам богатый урожай — шестьсот
тысяч франков.
Однажды я получила письмо от французского посланника, он
просил меня явиться в его резиденцию вместе с девушкой — самой красивой, какую
я смогу найти. Я привела с собой шестнадцатилетнюю прелестницу, прекрасную, как
весенний день, которая была украдена из семьи и стоила мне целое состояние. Его
превосходительство раздел нас в маленькой комнате на самом верхнем этаже своего
дома; в середине комнаты, в полу, была большая дыра, очень глубокая, похожая на
колодец. Посланник заставил нас лечь на край и заглянуть в глубину, а сам
разглядывал наши зады, соблазнительно торчащие перед ним.
— А что, если я вас столкну туда? — спросил
развратный дипломат. — Как вы думаете, что случится?
— Ничего страшного, если там постелены мягкие матрацы.
— Ха! Ха! Там внизу ад, суки, а не матрацы; это вход в
Тартар. Сразу после этих слов снизу выплеснулись языки пламени, и мы отпрянули
в сторону.
— Значит это наша могила, ваша светлость?
— Несомненно, ибо ваша участь написана на ваших
задницах. — И он начал жадно целовать и щипать их, в особенности
приглянулся ему зад моей юной спутницы, который он кусал и колол длинной иглой.
Несмотря на это, он не обнаруживал никаких признаков эрекции, даже после того,
как по его команде я стала изо всех сил дергать и массировать его
фаллос. — Черт побери! — услышала я и увидела, как распутник обхватил
девочку за талию и приподнял ее. — Черт побери! Какое наслаждение —
бросить эту тварь в огонь.
Угроза тут же была приведена в исполнение, и в этот самый
момент я почувствовала дрожь его члена.
— Ласкай! — заорал он. — Ласкай! Ласкай меня,
подлая шлюха! — Он, как заведенный, выкрикивал эти слова, не спуская
обезумевших глаз с пламени, бушевавшего внизу.
Потом, почувствовав приближавшееся извержение, схватил
кинжал и полез в яму прикончить жертву, чей истошный вопль скоро возвестил о ее
смерти. Больше я посланника не видела; со мной расплатилась старая женщина,
которая посоветовала мне держать язык за зубами, и на этом моя миссия
закончилась.
Как-то раз мы с Дюран выразили удивление по поводу того, что
среди наших посетителей до сих пор нет женщин, и на следующий же день получили
приглашение синьоры Дзанетти, одной из самых богатых и развратных дам в
Венеции. Эта величественная женщина тридцати пяти лет от роду являла собой
средоточие плоти, увековеченной римлянами в классических скульптурах. Это была
живая Венера, вобравшая в себя все прелести великой богини.
— Я видела вас в церкви Санта Мария делла
Салюте, — начала красавица, ласково глядя на меня. — Вы, конечно,
зашли туда в поисках предметов вожделения, ибо умные люди ходят в такие места
только с распутными намерениями. У нас таков обычай: церкви служат чем-то вроде
публичных домов… А вы очень прелестны, мой ангел; скажите, вы любите женщин?
— Разве можно быть равнодушной к созданиям, подобным
вам?
— Ну, это говорит ваша французская галантность: за
десять лет, прожитых в Париже, я достаточно изучила этот жаргон. А теперь
ответьте честно: любите вы женщин или нет и желаете ли побаловаться со мной?
— Как вы можете в этом сомневаться? — укоризненно
заметила я и, чтобы придать больше веса своим словам, обхватила за шею прекрасную
венецианку, проникла языком в ее свежий ротик и несколько минут щекотала его.
— Ах, мой ангел, вы просто прелесть, — проговорила
она, нежно поглаживая мне грудь, — я проведу восхитительные мгновения в
ваших объятиях,
Мы поужинали, и наше первое свидание увенчали самые
сладострастные и самые пикантные утехи. Будучи невероятно распутной, Дзанетти
обладала особым даром доставлять удовольствие женщине: мало кто ласкал меня за
всю мою жизнь с таким несравненным искусством и с таким результатом. Когда мы
изверглись по пять или шесть раз, когда обменялись всевозможными ласками,
которые имеются в арсенале изысканного сафизма, моя наперсница заявила, что
пришло время сношаться, и дернула за сонетку.
— Готовы ли наши мужчины? — спросила она вошедшую
камеристку, очаровательное создание лет восемнадцати с блудливым взглядом.
— Да, госпожа; они уже начали думать, что не
понадобятся синьоре нынче вечером, и очень огорчились, так как все находятся в
прекрасном состоянии.
— А ты, случаем, не побаловалась с ними, распутница? —
лукаво спросила венецианка.
— Да, госпожа, я поласкала двоих, но никаких оргазмов
не было; синьора может проверить сама.
— Веди их сюда, негодница, я хочу предложить своей
новой подруге роскошное угощение.
Розетта — так звали служанку — впустила десятерых юношей,
лица и фигуры которых произвели на меня самое благоприятное впечатление.
Субретка
[121]
и ее госпожа в мгновение ока обнажили их, и я
оказалась в окружении десяти угрожающе торчащих копий, да таких внушительных,
что вряд ли я смогла бы обхватить рукой самый тонкий из них.