— Обязанность жертвы, — со злобой проговорила она,
сопроводив эти слова пощечиной, — подчиняться и угождать; она не имеет
право разделить удовольствие госпожи. Ты — мерзкая тварь, ты — шлюха
бессовестная, и я научу тебя примерному поведению.
Я держала девушку, а ведьма в продолжение четверти часа
порола ее. Элиза не впервые столкнулась с такой прихотью, она частенько
получала порку от меня, но никогда еще ее не избивали с такой жестокостью.
— Ты же испортишь ей всю задницу, — недовольно
заметила я, — а завтра Корделли…
— Шрамы ему больше нравятся, они ускоряют его эрекцию.
Ноги Элизы были в крови, и буря наконец стихла; Дюран
предпочла содомировать меня, а в преддверии извержения захотела целовать
истерзанные ягодицы нашей жертвы.
— Вот теперь я получила все, что хотела, —
удовлетворенно произнесла она, когда спазмы закончились. — А ты,
прекраснейшая из прекрасных, скажи, ты кончила? Не сердись, что, я обратила так
мало внимания на твои наслаждения: в минуты экстаза я забываю обо всем и думаю
только о себе.
— Не волнуйся, дорогая, я получила не меньшее
удовольствие, чем ты; взгляни, сколько сока в моей куночке.
— А как твой мозг? Он тоже наслаждался?
— Еще как!
Мы снова легли в постель и опять уложили Элизу в середину. Я
погасила свечу; перед тем, как уснуть, Дюран прижалась губами к моему уху:
— Я и во сне буду лелеять мысль, что завтра, благодаря
мне, это сладкое создание умрет в страшных муках.
Рано утром она вызвала Корделли. Он был в восхищении от
предложенного товара, и сделка состоялась; жизнь несчастной нашей Элизы была
оценена в скромную сумму — тысячу цехинов; но Корделли захотел украсить свою
жуткую оргию некоторыми деталями, о чем я расскажу в свое время.
Пока моя подруга вела торг, я велела Элизе приготовиться к
отъезду. Она выкупалась, освежилась, обрызгала себя духами и, добавив к дарам
Природы несколько искусных штрихов, очаровательная девушка, которой не
исполнилось еще и семнадцати, предстала перед нами сияющая как ангел небесный.
Дюран договорилась с Корделли, что он будет ждать нас в тот
же день в пять часов в одном из своих сельских поместий на берегу моря в трех
лигах от Анконы.
За завтраком мы объявили девушкам о том, что им предстоит
скорое расставание.
— Элиза понравилась одному богатому торговцу из
города, — сказали мы. — Будущее ее будет обеспечено, и она останется
в Анконе.
Обе подруги расплакались. Потом Элиза бросилась к моим ногам
и осыпала их поцелуями.
— Милая госпожа, — всхлипывала она, — вы же
обещали, что никогда меня не покинете…
Вот тогда, друзья мои, я поняла, как трепещет распутная
душа, когда вожделение сталкивается с чувствительностью. Все во мне вдруг
восстало против горьких жалоб девушки, мне доставляло огромное удовольствие
видеть ее слезы, отвергать ее мольбы, следуя велениям своей извращенной похоти.
— Но послушай, дорогая, — холодно ответила я,
отталкивая небесное создание, — я всю жизнь буду казнить себя за то, что
встала на пути твоего богатства.
— Мне не надо богатства, мадам, я не прошу ничего,
кроме позволения остаться с вами до конца своих дней.
— Элиза, — спросила Дюран, — выходит, ты
очень любишь Жюльетту?
— Увы, мадам, я готова отдать за нее жизнь. Она спасла
меня и Раймонду от разбойника, который собирался убить нас, а когда к сердечным
чувствам прибавляется благодарность, вы же понимаете, мадам, из этого рождается
страстная привязанность.
— Пусть так, — заявила злодейка, — но вы
должны расстаться, причем очень скоро.
Во мне уже бушевал пожар, и Дюран заметила это.
— Уведи ее в другую комнату, — тихо сказала она
мне, — а я останусь, и Раймонда поласкает меня.
Как только мы уединились с Элизой, все мои чувства
обратились в ярость; невинная девушка целовала мое тело и плакала, а я
издевалась над ней; с первыми ударами из меня брызнуло семя, и я удвоила свое
усердие.
— По правде говоря, — начала я ледяным тоном,
несмотря на огонь, сжигавший меня, — твои сентименты меня удивляют, ибо в
душе моей нет ничего похожего. Возможно, когда-то ты была не совсем для меня
безразлична, но теперь я от тебя устала. И держала тебя при себе только из
милосердия.
— Из милосердия, мадам! — как эхо повторила
несчастная.
— Разумеется; если бы я над тобой не сжалилась, кем бы
ты была сейчас? Уличной шлюхой. Поэтому благодари за то, что я хоть кого-то
нашла для тебя, и приласкай меня в знак благодарности.
Я сорвала с нее одежды, и при виде ее прелестей меня окатила
теплая волна блаженства. Я смотрела на нее и повторяла про себя: через три дня
это прекрасное свежее тело станет добычей червей, и честь его уничтожения будет
принадлежать мне.
О, восхитительная искра похоти! О, неизъяснимые наслаждения
порока и злодейства! Как потрясаете вы нервную систему развратной самки! Ах,
Элиза, Элиза! Когда-то ты сводила меня с ума, а теперь я отдаю тебя в руки
мясника… Я отдаю тебя палачу и испытываю оргазм.
Она же твердила, что будет тосковать без меня, что не сможет
без меня жить, и обрушивала на меня все новые и новые ласки. Прошло несколько
минут, и они принесли потрясающие результаты: когда она подняла голову, рот ее
был полон моей спермой. Потом я ласкала ее таким же образом, наслаждаясь мыслью
заставить ее вкусить удовольствие, прежде чем предать смерти. Она извергнулась,
потом разрыдалась и снова обратилась ко мне с самыми нежными словами, с самыми
трогательными мольбами, умоляя не гнать ее. Но все это скорее смягчило бы
скалу, но только не меня.
— Пойдем, — сказала я, насытившись, — нам
пора. Она собралась пойти в свою комнату собрать вещи. Я остановила ее и
процедила сквозь зубы:
— Не беспокойся, мы их пришлем тебе завтра.
Она бросилась мне на шею… Я оттолкнула ее и наотмашь ударила
по лицу. Мне кажется, я бы задушила ее, если бы не было договора с Корделли.
Мы вернулись в салон. Дюран там не было; в соседней комнате
я услышала возню и заглянула в замочную скважину. Каково же было мое удивление,
когда я увидела, что Раймонду кто-то содомирует, а Дюран обрабатывает розгами
зад содомита. Я постучала…
— Это ты? — отозвалась Дюран.
— Ну конечно, открывай.
Она вышла ко мне и предостерегающе приложила палец к губам.
— Это Корделли. Он пожелал осмотреть девушку, которую
ты ему обещала, я не хотела тебя беспокоить и подсунула ему Раймонду. По-моему,
он от нее без ума.