Но в трубке уже противно пищало. Ладно, так и
быть, сначала к Александру Михайловичу, потом к Никитиной. Но оденусь сразу как
для визита к Вере – дорого и слегка вызывающе. Вот этот брючный костюмчик от
«Лагерфельда» подойдет. В ушки тяжелые серьги с сапфирами, подарок Кеши на
Рождество; шею обмотаем парочкой золотых цепочек; на запястья по браслету и
часы. Макияж скромный, глаза голубые, зато духов побольше. Любимые «Коко» от
«Шанель» сюда не идут. Вот «Дольче вита» от «Диора» в самый раз.
Искрясь и переливаясь, словно новогодняя елка,
я побежала выпить кофе.
– Парадный выход императрицы, –
откомментировала ехидная Зайка. – Куда отправишься с утра в таком
невозможно красивом виде?
– К Маше в колледж, обещала посетить
родительское собрание.
Ольга примолкла. Манюня учится в дорогом
заведении, педагоги первоклассные, знания девочка получает отменные. Но
коллектив, естественно, понимает, что родители у учеников не бедные. Две тысячи
долларов в месяц мало кому по карману. Богатство приходит разными путями. В Маруськином
классе семь человек. Определили мы ее туда, когда приехали из Парижа, и на
самое первое родительское собрание я явилась в джинсах и простенькой курточке.
Остальные мамаши щеголяли, несмотря на теплый октябрь, в собольих шубах до пят,
сверкая золотыми цепями толщиной с ошейник Банди. Естественно, мне никто не
сказал ни слова. Накануне Нового года решила проявить инициативу и позвонила
председательнице родительского комитета, чтобы спросить, не следует ли собрать
деньги на подарки преподавателям. Женщина слегка замялась, потом пробормотала:
– Всегда покупаем презенты, только не
волнуйтесь, за вас уже сдали.
– Кто? – искренне изумилась я.
– Да так, – продолжала мямлить
родительница, – нам не трудно, а вам накладно. Уж извините, но видим, как
одеваетесь, и понимаем, что во всем себе отказываете, лишь бы девочку в хорошей
школе учить!
Я заверила председательницу, что с финансами в
семье полный порядок, и теперь хожу в колледж, как супруга магараджи – вся в
золоте и каменьях. К слову сказать, дети одеты просто, и лишь наметанный глаз
оценит истинную стоимость непрезентабельных джинсов «Труссарди» и «родных»
кроссовок «Адидас».
Зайка тщательно обмазывала ломтик хрустящего
хлебца тонким слоем масла. Бедолага постоянно сидит на диете, дотошно
высчитывая содержание жиров, белков и углеводов в каждом откушенном куске.
Масла ей полагается в день пять грамм. И сейчас Ольга решала сложную задачу –
намазать всю норму на тостик или все же сдобрить маслом ужин? Наконец приняла
решение и принялась возюкать ножиком по хлебу. Ефим, наблюдавший за процедурой,
хмыкнул:
– Возьми нормальный кусок. Экономите, что
ли?
– Я на диете, – спокойно пояснила
Зайка, – жирного нельзя, сладкого, острого…
– Больная, значит, – протянул
старик. – Какая молодежь гнилая пошла, я в твоем возрасте гвозди мог
съесть, и ничего. То-то смотрю, тощая, вроде мумии, и уши торчат.
– Я не лопоухая, – возмутилась
Ольга, не отреагировав на сравнение с мумией.
– Да не те уши, здесь, гляди, –
сообщил Ефим, показывая на тазобедренные суставы, – вот они, как ручки у
вазы.
Ольга удовлетворенно провела рукой по
выпирающим костям и облегченно вздохнула. Она была совершенно счастлива. Старик
нахмурился, наверное, понял, что вышесказанное воспринималось невесткой как
комплимент. А он получает удовольствие, только когда говорит гадости.
– Впрочем, – быстро нашелся
старик, – не расстраивайся, Вот ляжки у тебя очень даже ничего, как
окорочка, жирненькие.
Зайка с подозрением покосилась на Ефима, но
тостик отложила в сторону. Во взгляде гостя промелькнуло удовлетворение, и он
принялся со спокойной душой прихлебывать крепкий кофе. Ну надо же! Всю жизнь
курит, пьет, таскается по бабам, просиживает ночи напролет за картами, днем
носится по ипподрому, и глядите – дожил почти до ста лет, в полном разуме,
никаких признаков маразма или склероза. Да и не болеет никогда…
– Ефим Иванович, – не удержалась
я, – вы витамины пьете?
– Только «це», – ответил он.
– Какой? – удивилась я.
– Ну тот, что в яйце, сальце, винце, да
еще бабца можно прибавить, – и он захохотал, обнажая идеальные протезы.
Белые, ровные клыки. Впрочем, на одном, в самой глубине, тускло сверкнула
коронка. Нет, обман зрения. Не может быть, чтобы и зубы сохранил. Так не
бывает. Я машинально нащупала языком слегка качающийся штифт и вздохнула. Что
может быть хуже визита к стоматологу?
Но через два часа получила ответ на этот
вопрос. Хуже только официальная беседа с Александром Михайловичем.
– Здравствуй, садись к столу, –
сообщил полковник и принялся долго и нудно заполнять разнообразные листочки.
Потом резко спросил: – Где находилась второго ноября, что делала, с кем
встречалась? Опиши поминутно.
Я так и подскочила.
– Ну ты даешь, почти месяц прошел, да я
не помню, где вчера ездила.
– Склерозник с тобой?
Пару лет тому назад я поняла, что катастрофически
все забываю. Первый звонок прозвенел 29 сентября. Явилась домой около
одиннадцати вечера и обнаружила в гостиной кучу народа, огромный торт,
шампанское…
– По какому поводу веселье? –
спросила я у оживленной Зайки.
Та секунду глядела на свекровь, хлопая
глазами, потом со вздохом ответила:
– У моего мужа день рождения.
Я осмыслила информацию, но все же
переспросила:
– У Кешки?
– Ну да, – ехидно протянула
Ольга, – моего супруга зовут Аркадий, а имечко евойной маменьки Дашутка.
Хочешь познакомлю?
Пришлось в спешном порядке мчаться ночью в
дежурный супермаркет и покупать отвратительный набор – два бокала и бутылка
псевдофранцузского коньяка.
Решив в следующий раз быть внимательной, я 13
октября в девять утра влетела в Зайкину спальню, сжимая в руке антикварную
вещицу – фарфоровую фигурку бульдога. Ничего не понимающая невестка уставилась
на подношение.
– Это мне? – удивилась Ольга. –
Очень мило…
Обратить бы внимание на ее изумленный тон и
задуматься… Но нет, я с ходу выпалила:
– С днем рождения, дорогая, хотела тебя
первой поздравить.
– Ты преуспела, – ответила, зевая,
Зайка, – опередила всех ровно на месяц, потому что я родилась 13 ноября.