Так, теперь нужно заняться лицом. Нанесу-ка
автозагар. Мазать надо неравномерно, тогда получится впечатление натуральной
обветренной кожи. Темные тени под глаза, излюбленная народом кровавая помада,
голубые веки, кирпичный румянец, угольные брови – да, теперь меня и мать родная
не узнала бы. Остался последний штришок. Из крохотной коробочки достаю линзы,
и, пожалуйста, из зеркала на меня глядит типичная жительница сельской местности
с карими глазами, сделавшая ради визита в город праздничный макияж.
Такой бабе «Вольво» не годится. Поэтому
докатила на своем автомобиле до площади трех вокзалов и пристроила его на
платной стоянке. До института, где учится Нина, рукой подать, ну в крайности
сяду в троллейбус. Но не успела сделать и пятнадцати шагов в сторону, как около
притормозило такси. Высунулся паренек жуликоватого вида и осведомился:
– Эй, тетя, «Московский» ищешь? Садись,
дешево отвезу.
Я поглядела на стоящее в ста метрах здание
универмага и чуть не расхохоталась. Здорово загримировалась, если даже таксист
принял за деревенщину и решил обмануть. Но наглецов следует учить, преподаватель
во мне неистребим.
– Сделай милость, сыночек, добрось, а то
растерялась в вашей Москве проклятой, ишь транспорту сколько.
– Не боись, – успокоил
негодник, – мигом домчу.
И он принялся кружить по переулкам. Время от
времени из моей груди вырывался боязливый крик:
– Ой, ой, сыночек, не так шибко, убьемся!
Парень хмыкал и накручивал баранку. Рейс
длился минут десять. Наконец такси замерло у входа в универмаг.
– Сто рублей, – велел шофер.
Я подала монетку.
– Ну, бабка, – обалдел
парень, – белены объелась, это же рубль!
– Именно столько стоит в Москве проехать
несколько метров, которые отделяли место посадки от входа в магазин, –
спокойно пояснила я.
– Ты чего?! – обозлился
парень. – Катал почти полчаса.
– Не кататься садилась, а до места ехать,
впрочем, если желаете, можем позвать милиционера в качестве третейского
судьи, – сообщила я, выходя на улицу.
В следующий раз поостережется врать
провинциалкам.
По коридорам института шла в самом радужном
настроении – люблю, когда день удачно начинается. Как запряжешь, так и поедешь.
В учебной части за столами сидели несколько
женщин. Они подняли глаза и обозрели неинтеллигентного вида лицо, потом
отметили дешевую китайскую куртку с мехом «норки», грязные дутые сапоги и юбку
с люрексом.
– Что хотите? – весьма нелюбезно
осведомилась одна.
– Веру Ивановну как найти?
– Это я, – откликнулась дама.
– Здрассти, от Прохора приехала, из
Горловки, уж думала, не найду.
– Ах от дедушки! – мигом оживилась
Никитина, потом повернулась к коллегам и попросила: – Девочки, пойду гостью
чайком угощу.
– Конечно, – хором ответили
остальные, разом потерявшие ко мне всякий интерес.
Вера Ивановна завела меня в небольшую
комнатку, села за стол и, не включив электрический чайник, резко спросила:
– Так зачем пожаловали?
Деловая дама, сразу быка за рога хватает. Но я
тоже не промах и из образа не выйду, потому что это опасно.
– Да вот и не знаю прям, дело-то такое…
– Говорите, – велела Никитина,
раскуривая прямо мне в лицо довольно вонючую коричневую сигарку.
Я принялась судорожно кашлять, причем не
притворялась – терпеть не могу чужого дыма.
– Ну, быстрей, – поторопила Вера
Ивановна, – на работе нахожусь.
– Прохор говорил, документики на дом
ищете? Купчую крепость и прочее…
– Знаете, где лежат? – спокойно
осведомилась дама.
– Да.
– Настоящие?
– А то, Авдотья сберегла. Отдала дочери,
а та мне. Только незадача выходит.
– Какая?
– В бумагах стоит фамилия Корзинкиных, а
Трофим-то жил по паспорту Никитина, трудно доказать право владения.
– Ну это не ваша забота, – отрезала
инспекторша, – сколько хотите за купчую?
– Дорого.
– Называйте цену.
– А ваша какая? – решила я
продемонстрировать крестьянскую хитрость.
– 500 долларов, – невозмутимо
сообщила Вера Ивановна.
Я поперхнулась от возмущения.
– Да вы чё?! Меньше 10 тысяч «зеленых» и
говорить не стану.
Настал черед возмущаться Никитиной.
– Дорогая! Как у тебя с головой? Откуда я
возьму такие деньги? Сама видишь, в институте работаю, 400 рублей получаю.
Давай говорить о разумных цифрах, ну тысячу баксов, предположим, наскребу, в
долги влезу…
– Ну и хитра, – нагло заявила
я, – да ты по этим бумагам можешь и на дом претендовать и на землю,
золотое дно просто. Нет уж, готовь как минимум восемь.
– Господи, видела усадьбу? Развалины! И
участок давно заброшен, культивировать никаких средств не хватит. Просто так
хотим ведь, в собственность оформить, ради памяти предков. Жить там никто не
будет, нам ее и не отремонтировать, да и содержать не по карману.
Я покачала головой.
– Ну как хочешь, мое слово крепкое, семь
тысяч – последняя цена, и времени на раздумья до вечера. Не хочешь платить – не
надо. Другим наследникам продам, а вы уже потом в своей семье решайте, как
делиться!
Вера Ивановна просто подскочила на стуле.
– Чего несешь? Какие такие наследники?
Только я да сын и остались.
– Ну прям, – усмехнулась я, –
брат Трофима, Николай, за границу бежал, выжил, там целая ветвь Корзинкиных.
Между прочим, и Прохор, и Авдотья с ними переписывались, и адресок мне дали.
Черкану пару строк, небось не забыли родной язык – откликнутся.
У Никитиной слегка порозовело лицо, и она
твердо заявила:
– Две тысячи, и точка. А там, если
хочешь, пиши, но знаю точно, что Корзинкиных в Париже не осталось, одна жена
Василия, но она француженка. Отсудить дом ничего не стоит, даже при условии,
если у нее на руках будет купчая. И потом, это еще вопрос, настоящий ли
Корзинкин Николай. Между нами, матушка-то его еще та пройда была. Трофим перед
смертью рассказал.
– Да ну, врешь? – изобразила я
удивление.