Читатель простит меня за то, что я не раскрываю подробностей
того, что происходило в кабинете, поскольку обстоятельства пока не позволяют
мне этого. Но Председатель выиграл пари – и это было самое важное!
«Вот сто луидоров, – сказал он, получив деньги. –
Они мне помогут оплатить тот самый штраф, к которому меня скоро приговорят.»
Вот еще одна загадка, которую мы просим у читателя
разрешения не объяснять. Читатель может только обратить внимание на то, что
этот развратник заранее предвидел последствия своих поступков и знал о
наказании, которого заслуживает; правда, он не давал себе труда избежать
преступления.
То, что произошло в оставшиеся до конца дня часы, не
представляет никакого интереса. И мы переносим читателя в следующий день.
Восемнадцатый день
Дюкло, красивая, нарядная, еще более блистательная, чем
накануне, так начала свой рассказ в восемнадцатый вечер:
«Я только что приобрела пышное создание по имени Жюстина. Ей
было двадцать пять лет. Ростом – как пожарная каланча, крупного сложения;
впрочем, черты лица красивые, хорошие кожа и здоровье, цветущее тело. Мой дом в
большом количестве посещали престарелые развратники, получавшие удовольствие от
бичеваний, и я решила, что такая сильная девушка окажется мне существенной
поддержкой. Уже на следующий день после ее прибытия, чтобы испытать ее таланты в
бичевании, которые мы расхвалили, я пригласила ее к комиссару квартала,
которого надо было стегать от груди до колен и с середины спины до щиколоток с
такой силой, чтобы выступила кровь. В конце операции развратник поднял подол
нашей красавицы и облил ей ягодицы.
Жюстин стойко выдержала это испытание, и старик сказал
потом, что я обладаю настоящим сокровищем: до сих пор его никто так не стегал,
как эта краля!
Чтобы еще раз испытать ее, я позже несколько раз приглашала
ее к старику-инвалиду, которому потребовалось не менее тысячи ударов розгами по
всем частям тела; когда он был весь в крови, надо было, чтобы девушка написала
себе в руку и брызгала мочой на самые израненные места его тела. Когда
церемония была закончена, потребовалось все повторить сначала. Наконец, он
разрядился; девушка осторожно собрала в руки его сперму и растерла этот бальзам
по его телу.
Вновь – успех и самая высокая похвала в адрес моей
новенькой. Однако с третьим клиентом – чемпионом – я уже не могла ее
использовать. Этот странный человек хотел, чтобы его стегала не женщина, а
мужчина, причем переодетый в женское платье. И каким оружием надо было стегать!
Не думайте, что это были обычные розги. Это был пучок ивовых прутьев, который
буквально варварски, в кровь, изодрал его ягодицы. По существу дела, эта
операция очень уж напоминала содомию. Но это был старый клиент мадам Фурнье,
человек, преданный нашему дому, который к тому же мог оказать услуги в будущем.
Поэтому я не стала делать из этого истории, а ловко переодела в женское платье
юношу восемнадцати лет, который иногда заходил к нам для поручений. Я показала
ему орудие труда. Церемония была презабавная (вы понимаете, что я не могла
отказать себе в удовольствии понаблюдать за ней!). Сначала клиент пристально
рассматривал свою так называемую девицу и, судя по всему, остался ею очень
доволен. Он начал с пяти или шести поцелуев в губы, которые отдавали ересью за
километр. После этого он показал свои ягодицы и, по-прежнему делая вид, что
принимает юношу за девушку, просил с силой мять и растирать их. Юноша, которого
я хорошо подготовила, сделал все, как тот велел. «Теперь начинайте меня
стегать», – сказал развратник.
Юноша крепкой рукой наносит ему пятьдесят ударов. Тут наш
герой вскакивает, бросается на бьющую его «девицу», задирает см подол, одной
рукой проверяет ее пушку, а другой жадно хватает за ягодицы. При этом он уже не
знает, каким храмом завладеть раньше. В конце концов он выбирает задний проход
и страстно приклеивается к нему своим ртом. Боже правый, да заслуживал ли этот
зад такой страсти! Никогда еще зад женщины не вылизывался с такой страстью, как
зад этого юноши. Три или четыре раза язык старика вообще исчезал в его заднем
проходе. «О мое дорогое дитя, – шептал он. – Продолжай же свою
операцию.» Юноша возобновляет порку; он был возбужден и вторую атаку провел с
большей силой. Зад старика уже был весь в крови. Внезапно хобот его встает, и
развратник вонзает его в молодой объект. Затем он снова поднимает подол, и на
этот раз его интересует орудие объекта. Он его гладит, трет, встряхивает и
вскоре вставляет в своп рот. После этих предварительных ласк он в третий раз
просит выпороть его. Этот последний этап доводит его до безумия. Он швыряет
своего Адониса в кровать, ложится на него, тормошит его пушечку и свою тоже,
страстно целует красивого мальчика в губы и, воспламенив его своими ласками,
доставляет ему дивное наслаждение как раз в тот момент, когда получает его сам:
они оба разрядились одновременно! Совершенно очарованный этой сценой, наш
развратник пытался рассеять мои сомнения и заставить меня пообещать ему в
будущем еще много раз подобные наслаждения – с этим мальчиком или с другим. Я
же предпочитала переделать его и потому заверила, что у меня есть
очаровательные девушки, которые наилучшим образом обработают его розгами. Но он
не пожелал даже взглянуть на них.»
* * *
«Я его понимаю! – сказал Епископ. – Когда имеешь
вкус к мужчинам, человека уже нельзя переделать.»
«Монсиньор, вы затронули тему, по которой можно было бы
защитить диссертацию!..» – заметил Председатель.
«…Которая сделает вывод в пользу моего утверждения, –
сказал Епископ, – потому что всем понятно, что мальчик всегда лучше, чем
девочка!»
«Без всякого сомнения, – включился Кюрваль. – Но
надо вам сказать, тем не менее, что есть несколько объективных доводов в пользу
женщин. Существует особый род удовольствий, например, те, о которых вам
расскажут Ла Мартен и Ла Дегранж, где девушка стоит выше юноши.»
«Отрицаю это, – заявил Епископ. – И даже, приняв
во внимание то, что вы имеете в виду, я все-таки утверждаю, что юноша стоит
больше. Даже если посмотреть с точки зрения причиненного зла: преступление
будет выглядеть величественнее, если оно будет совершено по отношению к
существу абсолютно в вашем вкусе. Начиная с этого мгновения сладострастие
удваивается!»
«Да, – сказал Кюрваль, – ничто не может сравниться
с этим чувством владычества над миром, с этим деспотизмом, этой империей
наслаждения, которую рождает задний проход, когда ты ощущаешь свою власть над
слабым…»
«Если жертва принадлежит вам, – заметил Епископ, –
то в таком случае это владычество лучше ощущаешь с женщиной, чем с мужчиной,
поскольку женщина, в силу привычек и предрассудков, лучше подчиняется вашим
капризам, чем представитель сильного пола. Но откиньте на мгновение эти
предрассудки общественного мнения – и вас великолепно устроит мужчина! А идея
господства над слабым приведет вас к идее преступления – и здесь ваше
сладострастие удвоится.»
«Я думаю, как Епископ, – сказал Дюрсе. – Правильно
организованное владычество предусматривает партнера-женщину. Но я считаю, что
задний проход мужчины во много раз приятнее женского!»