«Ну, Председатель, ты преувеличиваешь! – заметил
Герцог.»
«Вовсе нет, – возразил Кюрваль. – Спросите у
Алины, она вам скажет. Я так привык к этому состоянию, что вообще не замечаю,
мылся я или нет. Но что я знаю наверняка, так это то, что сейчас хотел бы иметь
самую грязную шлюху, чтобы ее перемазанный дерьмом зад стал моей уборной. А
ну-ка, Тереза, разве ты не самая грязная женщина на свете? – Сунь-ка мне под
нос свою пахнущую за версту задницу и выдави кусочек годна!»
Тереза подошла, подставила Председателю свой отвратительный,
поблекший зад и выдавила ему желанный кусочек кала. Алина держала в руках его
хобот – и Председатель разрядился.
* * *
А Дюкло возобновила рассказ:
«Один старик, который принимал каждый раз новую девицу для
операции, которую я вам сейчас опишу, попросил меня через свою приятельницу
прийти к нему. Мне рассказали о церемонии, к которой привык этот развратник. Я
пришла к нему, он бросил на меня опытный, цепкий взгляд, свойственный порочным
людям, которые с первого взгляда могут оценить, что за объект им предлагают.
«Мне сказали, что у вас красивый зад, – сообщил он
мне. – А так как я вот уже шестьдесят лет питаю слабость к красивым
задницам, я хочу увидеть, соответствует ли он вашей репутации. Поднимите
подол!»
Эта энергичная фраза была приказом. И я не только показала
товар лицом, но приблизилась как только могла к носу этого профессионала.
Сначала я стояла прямо. Потом начала медленно наклоняться и продемонстрировала
ему предмет его культа во всем великолепии, совершенно уверенная, что он ему
понравится. При каждом моем движении я чувствовала, как руки старика изучающе
гуляют по поверхности моего зада. «Проход широкий, – одобрил он. – Вы
могли бы стать шикарной содом меткой на всю оставшуюся жизнь!»
«Увы, господин, – сказала я ему, – мы живем в век,
когда мужчины так капризны; для того чтобы им понравиться, приходится быть
способной на все.»
В этот момент я почувствовала, как его рот приклеился к
моему заднему проходу, а язык начал глубоко вылизывать его. Потом он подвел
меня к своей кровати и показал фаянсовое ведро, в котором намокали четыре
десятка розг. Над ними висели несколько многохвостных плеток, подвешенных на
позолоченные крючки. «Вооружитесь тем и другим, – приказал
развратник. – Вот мой зад. Как вы видите, он сухой, худой и очень жесткий.
Потрогайте.» Я это все выполнила, он продолжал: «Этот старый зад, привыкший к
розгам и совершенно бесчувственный, может вывести из его обычного состояния
только что-то чрезвычайное. Сейчас я лягу на кровать животом вниз, ноги – на
полу. С помощью этих двух инструментов стегайте меня попеременно – то розгами,
то плеткой. Это будет длиться долго, но у вас будет точный ориентир близкой
развязки: как только вы увидите, что с этим задом происходит что-то необычное,
сразу же будьте готовы сами повторить то же. Мы поменяемся местами: я встану на
колени перед вашим прекрасным задом, вы же сделаете то, что буду делать я, и
тогда я испущу сперму. Но только не спешите потому что, предупреждаю вас сто
раз, это будет долгий процесс.»
Итак, я начала; мы поменялись местами, как он велел. Но бог
мой, какая флегматичность! Сорок минут я хлестала в поте лица то розгами, то
плеткой, – результата никакого! Мой развратник лежал, не шевелясь, будто
умер. Можно было предположить, что он тайно упивается сладострастием операции,
которую я над ним производила. Но его зад не подавал никакого знака. Пробило
два часа, а я заступила в одиннадцать! Вдруг я заметила, что он приподнял
поясницу и раздвинул ноги. Я продолжала пороть его розгами с некоторыми
интервалами. Из его заднего прохода показался кусочек кала, я продолжаю
стегать, и под моими ударами кал разлетается по полу. «Ну-ну, смелее, –
говорю я ему. – Уже скоро.» Тогда наш старик встает с перекошенным лицом;
его член, тугой и непокорный, почти прилип к животу. «Теперь делайте, как
я, – говорит он. – Повторяйте за мной. Мне нужен ваш кал, чтобы
кончить.» Я ложусь на его место, он становится на колени, и я кладу ему в рот
круглый комочек, похожий на яйцо, который хранила для него три дня. Он
принимает, член его дергается, он откидывается назад, визжа от восторга, но не
проглотив и продержав во рту не больше секунды кусок кала, который я ему
положила. Помимо вас, господа, которые сами могут послужить моделями в этом
плане, я никогда в жизни не видела таких судорог. Он едва не потерял сознание в
момент истечения спермы! Операция стоила два луидора.
Когда я вернулась домой, я застала Люсиль с другим стариком,
который сразу, без всяких прикосновений, заставил ее стегать себя с поясницы до
ног розгами, намоченными в уксусе. Перед окончанием операции он заставил ее
сосать его член. Девушка встала перед ним на колени и, как только он дал сигнал
и начал тереться своим членом о ее груди, взяла его дряблый хобот в рот, куда
старый грешник и разрядился.»
* * *
На этом Дюкло закончила свой рассказ; время ужина еще не
пришло, в ожидании его друзья немного пошутили.
«Вот прямо для тебя два варианта разрядки на сегодняшний
вечер, – сказал Герцог Кюрвалю. – Хотя ты не привык так себя
расходовать в один день.»
«Есть и третий вариант», – ответил Кюрваль, гладя
ягодицы Дюкло.
«Вот как!» – воскликнул Герцог.
«Но я ставлю условие, что мне все позволяется», –
заявил Кюрваль.
«Ну нет, – возразил Герцог. – Ты хорошо знаешь,
что есть вещи, которые мы договорились не делать раньше срока. Прежде, чем их
начать, надо ввести в наш распорядок несколько обоснованных примеров этой
страсти. Есть немало удовольствий, в которых мы пока отказываем себе – до определенного
срока. Вот ты недавно вернулась с Алиной из кабинета, почему она там кричала и
почему до сих прижимает платок к груди? Так что выбирай: или тайные
удовольствия, или те, которые мы все позволяем себе публично. Если твой третий
вариант будет в ранге позволенных вещей, то я держу пари на сто луидоров, что у
тебя ничего не получится!»
Тогда Председатель потребовал, чтобы ему позволили удалиться
в кабинет с теми объектами, которые ему нужны. Это условие приняли.
Договорились, что роль судьи при этом будет играть Дюкло, которая и доложит
совету, действительно ли произошло истечение семени.
«Хорошо, – согласился Председатель. – Я
приступаю.»
Он начал с того, что получил пятьсот ударов розгами на
глазах у всех – эту операцию выполняла Дюкло. После этого он увел с собой свою
дорогую и преданную подругу Констанс; его просили не делать с ней ничего, что
могло бы причинить вред ее беременности. К группе он присоединил свою дочь
Аделаиду, Огюстнн, Зельмир, Селадона, Зефира, Терезу, Фаншон, Шамвиль, Ла
Дегранж и Дюкло с тремя «работягами.»
«Ничего себе! – сказал Герцог. – Мы не
договаривались, что ты заберешь столько объектов!»
Но Епископ и Дюрсе взяли сторону Председателя, заявив, что
число не имеет значения. Председатель заперся со своей командой. Через полчаса
Констанс и Зельмир вернулись в слезах, за ними шел Председатель с остальной
группой, возглавляемой Дюкло, которая удостоверила его мужскую доблесть и
объявила, что он заслуживает венца из мирта.