Она повела плечами и выскользнула из платья, оставшись в тонкой газовой сорочке с глубоким вырезом, край которого был вышит крошечными розовыми сердечками. Под грудью была пропущена узкая розовая атласная ленточка. Тонкая, полупрозрачная ткань почти не скрывала груди.
Очень, очень медленно, она развязала ленточку, и сорочка соскользнула к ее ногам.
Клей проводил взглядом ткань, следуя дюйм за дюймом от высокой упругой груди к тонкой талии, точеным ногам. Когда он поднял глаза, Николь раскрыла объятия. Одним шагом он пересек комнату, подхватил ее на руки и мягко опустил на кровать. Он наклонился, глядя на нее. Он ласкал взглядом ее безукоризненную кожу, освещенную мягким светом, проходящим сквозь шторы.
Клей сел на кровать и провел рукой по телу Николь: на ощупь кожа была столь же прекрасна — гладкая, теплая.
— Клей, — прошептала Николь, и он улыбнулся в ответ. Он наклонился и поцеловал ее в шею, туда, где во впадине билась жилка, потом его губы скользнули к груди, осыпав ее дразнящими поцелуями, попробовав на вкус твердые розовые соски.
Она запустила пальцы в его густые волосы и закинула голову. Клей вытянулся на кровати рядом с ней. Он был одет, и обнаженное тело Николь чувствовало холодок от медных пуговиц жилета, теплоту и мягкость лосин, жесткую кожу сапог, трущуюся о ее ноги. Его одежда — металл, кожа — все это источало мужественность и силу, олицетворяя собою самого Клея.
Когда он опустился на нее, она потерлась ногой о жесткое голенище. Мягкая кожа лосин ласкала внутреннюю поверхность ее бедра. Слегка отодвинувшись, он начал расстегивать жилет.
— Нет, — шепнула Николь. Клей мгновение смотрел на нее, потом снова поцеловал жадно, страстно.
Когда он провел кожей сапога вдоль всей ее ноги, Николь гортанно засмеялась. Он расстегнул пуговки на боку лосин, и она застонала при первом прикосновении его напряженной плоти.
Он накрыл ее своим телом, держа так крепко, словно боялся, что она может исчезнуть.
Медленно, очень медленно Николь начала приходить в себя. Она потянулась и глубоко вздохнула.
— Я чувствую себя так, словно освободилась от страшного напряжения.
— И это все? — засмеялся Клей, прижавшись лицом к ее шее. — Очень рад, что сумел оказаться полезным. Возможно, в следующий раз мне стоит надеть шпоры.
— Ты смеешься надо мной? Клей приподнялся на локте.
— Ни в коем случае! Скорее, над собой. Ты многому меня научила.
— Я? Чему же? — Она коснулась пальцем крестообразного шрама на виске. Он отодвинулся и сел.
— Не сейчас. Может быть, когда-нибудь я тебе расскажу. А сейчас я голоден. Ты же не дала мне толком поесть.
Она улыбнулась и закрыла глаза. Она чувствовала себя необычайно счастливой. Клей стоял и смотрел на нее. Разметавшиеся черные волосы составляли ослепительный контраст с ее телом, подчеркивая совершенство его линий. Он понял, что она уже засыпает, наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
— Спи, моя маленькая любовь, — нежно прошептал он н, прикрыв ее краем покрывала, на цыпочках вышел из комнаты.
Проснувшись, Николь, прежде чем открыть глаза, лениво потянулась.
— Пора вставать, — услышала она хрипловатый голос.
Николь улыбнулась и открыла глаза. Клей наблюдал за ней в зеркало. Его рубашка была брошена на стул. Он брился.
— Ты проспала почти весь день. Уж не хочешь ли ты пропустить танцы?
Николь улыбнулась ему.
— Конечно нет. — Она собиралась встать, но сообразила, что на ней ничего нет. Она осмотрелась в поисках какой-нибудь одежды. Заметив, что Клей с интересом наблюдает за ней, она отбросила покрывало и прошла к гардеробу, где Дженни развесила ее туалеты. Клей хмыкнул и снова стал бриться.
Закончив, он подошел к Николь. На ней уже был атласный халат абрикосового цвета, и она в нерешительности перебирала платья.
Клей быстро выхватил бархатное платье цвета корицы.
— Дженни сказала, что это тебе очень идет. — Он поднял платье и окинул его критическим взглядом. — Да, ворот глухим не назовешь.
— Вырез я чем-нибудь заполню, — с шутливым высокомерием ответила Николь и взяла платье у него из рук.
— Тогда, боюсь, это тебе не понадобится.
Николь обернулась, чтобы посмотреть, о чем он говорит. Жемчуг! Четыре нити, скрепленные четырьмя длинными золотыми фермуарами. Она держала ожерелье в руках, ощущая маслянистую поверхность жемчуга. Но она не могла понять, как его носить. Оно было больше похоже на длинный пояс, чем на ожерелье.
— Надевай платье, и я покажу тебе, — сказал Клей. — Его придумала моя мать.
Николь быстро надела сорочку и платье. Платье было очень низко вырезано, а рукава представляли собой всего лишь узкие полосочки через плечо. Клей застегнул крючок на шее сзади. Затем прикрепил один фермуар к ткани платья сзади, другой — к центру глубокого декольте, а два остальных — к рукавам так, что жемчуг замкнулся вокруг шеи. Четыре свободных конца свисали на грудь и спину.
— Чудесно, — выдохнула Николь, рассматривая свое отражение в зеркале. — Спасибо, что разрешил мне надеть его. Он наклонился и поцеловал ее в обнаженное плечо.
— Мама завещала мне подарить его моей жене. Никто еще ни разу не надевал его.
Она резко обернулась к нему лицом.
— Я не понимаю. Наш брак не… Он прижал палец к ее губам.
— Давай сегодня будем просто радоваться жизни. Завтра у нас будет время поговорить.
Пока он одевался, Николь стояла к нему спиной. Она слышала доносившиеся с лужайки звуки музыки и очень старалась не думать ни о чем другом. Ей меньше всего на свете хотелось возвращаться к действительности. А действительность такова: Клей живет в одном доме с Бианкой. Действительностью была его любовь к другой женщине.
Они прошли через лабиринт коридоров и спустились в сад. Столы были заново накрыты, гости ели, пили, прогуливались. Николь едва успела наскоро перекусить, как Клей увлек ее на помост для танцев. От быстрой виргинской кадрили у нее захватило дух.
После четырех танцев Николь взмолилась об отдыхе. Клей отвел ее в маленькую беседку под ивами. Пока они танцевали, совсем стемнело.
— Какие яркие звезды, правда? — Клей молча обнял ее за плечи и прижал к себе. Ее голова легла к нему на плечо.
— Я хотела бы, чтобы этот день продолжался вечно, — прошептала Николь, — чтобы он никогда не кончался.
— Неужели все остальные дни были так ужасны? Ты несчастна в Америке?
Николь закрыла глаза и потерлась щекой о его плечо.
— В Америке на мою долю выпали самые счастливые и самые несчастные минуты моей жизни. — Ей не хотелось говорить об этом. Она подняла голову. — А почему здесь нет Уэсли? Ему пришлось остаться присматривать за плантацией, чтобы его брат смог приехать? А кто эта женщина, которая не отходит от Тревиса?